Несмотря на то, что Володя эту работу не любил, он выполнял её хорошо. Эта работа нас выручала».

Магазин фирмы Джузеппе Дациаро (в России его звали Иосифом Христофоровичем) располагался на Кузнецком мосту в доме № 13 и торговал литографией – видами российских и зарубежных городов.

Александра Алексеевна Маяковская:

«После долгих и тяжёлых хлопот, разговоров и убеждений мне с детьми назначили пятьдесят рублей пенсии».

Жить стало немного легче. Но выжигать и выпиливать всё равно приходилось. Это, впрочем, не мешало Володе общаться с революционно настроенными жильцами.

Василий Канделаки:

«Помню мимолётное своё удивление, когда он смущённо, робко, боясь, что откажут, брал почитать "что-нибудь революционное". Потом он перестал спрашивать, просто брал, глотал. Когда приходили товарищи, бросал своё выпиливание и присаживался в уголке, жадно слушал».

Учиться в Пятой классической гимназии Маяковский начал с четвёртого класса. Но учёба у него не заладилась – отметки были хуже, чем в третьем классе Кутаиса. В «Я сам» сказано:

«Единицы, слабо разноображиваемые двойками. Под партой – "Анти-Дюринг"…

Беллетристики не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным образом марксизм. Нет произведения искусства, которым бы я увлекся более, чем "Предисловием "Маркса».

Знания классические – те, что давала гимназия, его уже совершенно не интересовали.

А народоволец Пётр Лавров (тот самый, что перевёл на русский язык «Марсельезу») однажды написал в своём дневнике, что без знаний…

«… человек ничто, …он наг и слаб в руках природы, он ничтожен и вреден в обществе».

Другой гимназист той же Пятой московской гимназии, Борис Пастернак (с ним Володя Маяковский знаком ещё не был), учился блестяще.

Почему же Маяковский, который ещё совсем недавно в учёбе был «первым», шёл «весь в пятёрках», теперь вдруг позиции эти сдал? Возможно, уровень обучения в московской гимназии оказался намного выше того, что был в периферийном Кутаисе. И упущено из-за революционных событий 1905 года тоже было немало. И стимула подтянуться и догнать ушедших вперёд не было – строгий отцовский надзор отсутствовал. И революционно настроенные студенты, снимавшие углы в квартире Маяковских, тоже влияли. Эти молодые бунтари наверняка распевали «Марсельезу», любимую песню Володиного отца. И гимназист-двоечник потянулся к нелегальной литературе, забросив легальные учебники.

Вот что думал по этому поводу жандармский офицер Александр Спиридович:

«Увлечение марксизмом было в то время повальною болезнью русской интеллигенции, развившейся ещё в 90-х годах. Профессура, пресса, молодёжь – все поклонялись модному богу – Марксу. Марксизм с его социал-демократией считался тем, что избавит не только Россию, но и весь мир от всех зол и несправедливостей и принесёт царство правды, мира, счастья и довольства. Марксом зачитывались все, хотя и не все понимали его. Студенческие комнатки и углы украшались портретами "великого учителя", а также Энгельса, Бебеля и Либкнехта».

Многое из прочитанного Маяковский тоже не понимал. Приходилось обращаться за помощью к старшим. Например, к студенту Московского университета Ивану Богдановичу Карахану, жена которого дружила с Людмилой Маяковской. Карахан называл себя большевиком, хотя (напомним ещё раз) никакой «партии большевиков» в ту пору не существовало, а была РСДРП. Карахан вспоминал:

«Я познакомился с семьёй Маяковских в 1906 году, когда они переехали в Москву. Я в то время был уже членом партии большевиков, принимал участие в качестве дружинника в декабрьском вооружённом восстании в Москве в 1905 году, был ответственным пропагандистом московских организаций…