Сегодня я всё утро… ходила по домам собирать на сходку. Я маме сказала, что я иду на сходку, и мама разрешила, это очень приятно».
1 ноября мать тоже написала письмо Людмиле. В нём были и такие строки:
«В Кутаисе на бульваре ораторы говорили речи по поводу манифеста. Оля и Володя ходили слушать, но обошлось тихо, без казаков».
То, что мать «разрешила» детям побывать на сходке, лишний раз свидетельствует о том, что к революционерам она относилась весьма сочувственно.
Вечером того же дня царь Николай записал в дневнике:
«7 ноября. Вторник. Холодный ветреный день…
Познакомились с человеком Божиим – Григорием из Тобольской губ.»
Новым знакомцем царской семьи стал крестьянин Григорий Ефимович Распутин (Новых), родившийся в 1869 году в селе Покровском Тобольской губернии в семье ямщика Ефима Яковлевича Распутина и Анны Васильевны Паршуковой. Григорий много странствовал по России, а в начале двадцатого столетия объявился в Санкт-Петербурге, где вскоре стал известен как «старец», «юродивый», «божий человек». Тогда же, по словам его дочери Матрёны, он стал брать «первые уроки письма и чтения». Познакомившись с царской семьёй, стал помогать царевичу Алексею бороться с гемофилией, болезнью, с которой тогдашняя медицина справиться не могла. А по стране начала тихо распространяться молва о том, что на российском властном Олимпе появился первый Хам – из тех, кого предсказывал Дмитрий Мережковский.
В это время (12 ноября) из Кутаиса в Москву полетело письмо – Александра Алексеевна Маяковская писала дочери:
«Оля занимается в гимназии, а Володя только бегает на сходки. Сейчас тоже побежал в гимназию, несмотря, что уже вечер. Он присоединился к группе шестиклассников, к ним приходит студент и читает им новые книги. Володя очень этим интересуется, он у нас большак, сильно идёт вперёд, и удержать не могу».
Надо полагать, что отец гимназиста Маяковского тоже был в курсе того, что его сын «бегает на сходки» и «очень интересуется» книгами антиправительственного толка.
В ноябре 1905 года Володя Маяковский тоже отправил письмо сестре Людмиле:
«Дорогая Люда!
Пока в Кутаиси ничего страшного не было, хотя гимназия и реальное забастовали, да и было зачем бастовать: на гимназию были направлены пушки, а в реальном сделали ещё лучше. Пушки поставили во двор, сказав, что при первом возгласе камня не оставят на камне. Новая "блестящая победа" была совершена казаками в городе Тифлисе. Там шла процессия с портретом Николая и приказала гимназистам снять шапки. На несогласие гимназистов казаки ответили пулями. Два дня продолжалось это избиение. Первая победа над царскими башибузуками была одержана в Гурии, этих собак там было убито около двухсот.
Кутаис тоже вооружается, по улицам только и слышны звуки Марсельезы».
Песню, которую любил распевать дома Маяковский-старший, теперь пел весь город Кутаис.
Вооружённое восстание
14 ноября 1905 года начался мятеж на крейсере «Очаков» и других кораблях Черноморского флота. Во главе взбунтовавшихся моряков встал капитан второго ранга Пётр Петрович Шмидт, объявивший себя командующим флотом. Но его командование продолжалось недолго – уже на следующий день восстание было подавлено.
В Москве обстановка тоже накалилась до предела. Владимир Джунковский, ставший к тому времени московским губернатором, писал:
«7 декабря начались волнения. Советом народных депутатов была объявлена с 12 часов дня общая политическая забастовка, долженствовавшая перейти во всеобщую, так как предполагалось, что днём позже к ней должны примкнуть Петербург и затем вся Россия.
Но день прошёл, петербургские газеты продолжали выходить, междугородный телефон работал, функционировала и Николаевская ж. д., даже рабочие Путиловского, этого передового завода, продолжали ещё работу, об остальных и говорить нечего. Этот индифферентизм Петербурга ещё больше озлобил московских забастовщиков и придал им дерзости и энергии для дальнейшей борьбы в надежде, что они одни смогут достичь желаемых результатов. Они и не остановились поэтому перед решением начать вооружённое восстание».