Пока мужик приходил в себя после нашего знакомства, я приготовил себе обед. Распотрошил рыбу, нарезал её тонкими полосками и тщательно отбил плоским камнем. Потом разложил еë на большой, раскалённой на солнце каменной плите, чтобы она немного согрелась и подвялилась. Пока рыба «готовилась» я сделал себе фруктовый салат из «даров леса»: апельсины, бананы и ещё какие-то неизвестные науке плоды. Запивать это всë я буду кокосовым соком разведённым водой. А что? Очень даже ничего! Хотя, я бы, конечно, с гораздо большим удовольствием порубал бы сейчас щец и свиных котлет с жареной картошкой! А не сырую рыбу с осточертевшими бананами и приторным соком, но что есть, то есть, милости прошу к моему шалашу!

Пока я ел, мужик начал проявлять первые признаки жизни: дёргать ногой и стонать. Черт с ним, пусть ещё полежит, война – войной, а обед по распорядку. Я этого окуня полдня ловил! Что мне теперь всë бросить и этим мужиком заниматься? Когда доел и прибрал на камбузе, я подошёл к мужику и слегка пнул его ногой. Он медленно повернулся ко мне и приоткрыл глаза. На лбу чётко просматривался красный след от камня. Смотри, завтра он фиолетовым станет, злорадно подумал я, потом похлопал его по щекам и строго спросил по-русски:

– Ты кто, сволочь, будешь?

Мутный взгляд мужика понемногу осмыслился. Он разжал запёкшиеся губы и тихо сказал:

– Острэлиан. Острэлиан кост обсервер. – А, так вот кто ты такой, австралийский береговой наблюдатель! Интересно за чем ты тут наблюдаешь за триста миль от страны кенгуру? Дальше я перешёл на английский.

– За чем наблюдаешь?

– За японскими кораблями.

– Что узкоглазые решили на вас напасть?

– Ещё нет, но могут. Немцы же на Россию напали, а японцы с ними…

Я не дал договорить и сильно пнул его ногой, потом схватил за грудки и тряхнул.

– Ты, что, кенгурятник, врёшь! На кого напали немцы?

Мужик не понял моего волнения и спокойно ответил:

– На русских. Уже больше месяца назад.

Я ещё раз его пнул, хотя это уже было лишнее, бросил на землю и сел рядом. Черт! Весь 41-й год ожидание войны витало в воздухе. Никто не говорил об этом вслух, но это ощущалось всем телом. Какая-то тревога присутствовала во всем, это чувство не объяснишь, оно неуловимое… После финской войны ожидание большой беды только усилилось. Чтобы там не говорили с высоких трибун про мир во всем мире, в простом народе тревога только нарастала.

– Когда это случилось?

Австралиец задумался.

– 22 июня, вроде. Я слышал, что они уже взяли Киев и Минск, а сейчас движутся к Москве.

Я снова схватил его за грудки.

– Хватит врать!

Австралиец с сочувствием посмотрел на меня:

– Ты русский?

– Да, – тихо ответил я и отпустил его.

– Развяжи меня, на посту есть радио, пошли, сам послушаешь.

Я развязал мужика и помог ему подняться. Но он не удержался на ногах, осел на землю и потряс головой:

– Здорово ж ты меня приложил. – Потом порылся в карманах, достал сигареты, сунул одну мне, – давай посидим, покурим, а то у меня голова чугунная.

Я взял сигарету и, стараясь скрыть волнение, закурил.

– Плохое ты себе место для жизни выбрал, – австралиец неодобрительно окинул взглядом местность вокруг, – тебе нужно перебираться поближе к людям.

– Ну ты даёшь! Куда меня океан принёс, там и живу. Принёс бы меня в Одессу – то жил бы в Одессе!

– Ты меня не понял, нужно переходить на другую часть острова, – и он показал рукой в сторону горушки.

– Там есть проход?

– Есть, но опасный, прямо по обрыву. Поэтому местные сюда почти не ходят, да и делать тут нечего.

– Местные? Тут есть МЕСТНЫЕ?

– Конечно есть, – австралиец удивлённо уставился на меня, – ты думал, что оказался на необитаемом острове? Ну ты даёшь, Иван! – он неожиданно засмеялся, – ты хотел быть как Робинзон Крузо? Иван Крузо? – австралиец заржал как бешеная лошадь и повалился на спину, продолжая тыкать в мою сторону пальцем.