– Гарвид, дворецкий, – лаконично представился тип, поднимая фонарь повыше.

Я обрадовалась и, забыв о том, что должна быть нежной фиалкой, по-простому произнесла:

– Гарвид, как хорошо, что вы тут! Уберите, пожалуйста, пса.

Последний, к слову, больше не лаял. А сидел под забором и, глядя на меня, выразительно облизывался.

Дворецкий же глянул с тем же выражением, что и собака, а затем резко выдохнул:

– Падла, уйди!

Признаться, в первый момент я решила, что это адресовано мне. И лишь по тому, как псина разочарованно проныла и, поднявшись, с опущенной головой побрела к дворецкому, стало понятно, к кому именно дворецкий обращался.

Я же просить о помощи больше не решилась и попыталась спуститься сама, попросту спрыгнув. Вот только подол савана оказался категорически против как понижения градуса напряжения, так и тел в пространстве, и остался гордо реять наверху, зацепившись за один из пик кованой ограды. Одним словом, план быть невинной и застенчивой провалился с треском. Трещала в основном ткань подола. Когда я приземлилась, оказалось, что на шипе забора реет белый лоскут, точно знак капитуляции. Сдавали позиции в основном моральные принципы: все же я сомневалась, что леди здесь щеголяли в столь смелых саванах до середины бедра.

Судя по тому, как задергался глаз дворецкого, мои догадки были недалеки от истины. Но мужик – кремень! – ничего не сказал. Правда, обзавелся нервным тиком, но это уже детали…

Так что я решила брать пример с его невозмутимости и сделала вид, что все под контролем. Но белый стяг все же сдернула, дабы он не трепетал на ветру, и, смотав, запихнула в сумку. И когда я почти закончила, Гарвид вкрадчиво поинтересовался, почему же я не воспользовалась воротами. Пришлось пояснить, что те были закрыты.

– Но вы могли приложить ладонь к замку. Для членов семьи Костас двери этого дома всегда открыты… – чопорно протянул дворецкий.

А я поняла, что первая ночь в этом мире у меня сплошняком состоит из неловкостей. И сейчас как раз была одна из них. Но признаваться слуге, что я не знаю как следует собственного дома, мира и магии в нем, было как-то не с руки, да и момент, чтобы сообщить об амнезии, – слегка не подходящий. Так что я предпочла озвучить теорию, не сообщая, правда, что это всего лишь мои домыслы, а не факты.

– Меня вычеркнули из членов семьи путем погребения, – глубокомысленно изрекла я, давая собеседнику возможность додумать нужный мне вариант концовки.

Так и вышло.

– Не учел, – кашлянув, отозвался слуга.

Я же гордо выпрямилась и царственным жестом повелела:

– А теперь, Гарвид, отведи леди в дом, – и, подняв с земли ломик, определилась куда именно хочу, уточнила: – Я голодна и хочу пить.

– Кровь, плоть, жажда мщения? – осведомился Гарвид.

– Только если кровь с чесночком в колбасе. А плоть лучше телячью, прожаренную. А мщение оставьте себе. У него всегда привкус горечи, я предпочитаю сладости.

После этих слов произошло неожиданное: щека дворецкого дернулась, и он выдохнул:

– Вы все же живая, леди… Мертвые не шутят.

– А до этого были сомнения? – изумилась я. Ведь дворецкий вел себя вполне спокойно и адекватно.

– Да, – ответил дворецкий, – были.

– Тогда могу сказать, что вы держались достойно и невозмутимо.

– У меня просто большой опыт общения с нечистью. Например, я знаю, что при встрече с ней нельзя поворачиваться спиной, делать резких движений или перечить…

– Вы бестиолог? – изумилась я.

– Нет. Теща – сущая упырица, – поведал Гарвид.

Вот за таким светским разговором мы и добрались до кухни. Та не многим отличалась от склепа. В смысле, была тиха, темна и зловеща. За последнее отвечали блестевшие в лунном свете ножи и начищенные до блеска кастрюли.