– Никаких нет. Ты создана для любви. Я буду тебя иметь не менее трех раз в день.
Она задохнулась от негодования и острого прилива возбуждения. Он заставил ее опереться о ступени стремянки и задрал сзади ворох юбок.
– Наклонись ниже, еще… Какие милые у тебя панталончики. Носи их чаще.
Не мешкая, он вошел в свободную от ткани прорезь и стал двигаться в ней дразнящими движениями – то медленнее, то быстрее, распаляя ее желание. При этом его рука потянулась к заветному бугорку. Длинные пальцы играли с ее плотью так, что Глаша вновь застонала и закусила губу. В этот момент он остановил выпады и ждал ее реакции.
– Ну же, ну-уу. Сильне-ее-е, еще. Не останавливайтесь. Умоляю.
– Ты прелесть, – он слегка прикусил ей мочку уха и подтянул к себе. – Прогнись еще. А-аа-аа.
Он долго двигался в ней, загоняя член до упора. Она стонала от наслаждения. Кульминация вновь произошла вне ее тела. Раздался шлепок – пухлые капли шмякнулись об натертый паркет. Пошатываясь, он отошел в сторону и оперся о стеллаж с книгами. Глафира оправила юбки и пригладила ладошками растрепавшиеся волосы.
– Иди, пообедай. Я велел накрыть в столовой. Я не отпущу тебя домой голодной.
В столовой, накрытый крахмальной белой скатертью, стоял стол, сервированный на две персоны. В супнице томился куриный бульон с зеленью и гренками. На тарелках красовались аппетитные закуски, веера розоватой форели, куски дичи и жареный поросенок. Были тут и фрукты и вино. За столом им прислуживал все тот же, молодой дворецкий. Его звали Яковом. Глаша с удовольствием поела бульона и отведала разных закусок. Александр Петрович предложил ей и вина. Она согласилась. На десерт им подали мороженое. Глафира внутренне ахнула. С тех самых пор, как когда-то, в доме ее супруга Рылова, они вместе с Таней мечтали поесть мороженого, прошло много времени, но о мороженном они с Татьяной забыли. А вот при виде вожделенного лакомства, у нее загорелись глаза.
– Сейчас вы так похожи на маленькую девочку. Вы так любите мороженое?
– Очень, – с улыбкой призналась она.
– Раз так, я стану его заказывать чаще.
Она кивнула и снова улыбнулась.
– Вы так обворожительны, ma puce.
– Александр Петрович, мне пора. Уже вновь темнеет за окном.
– Это просто дни стали короче. На сегодня я отпускаю вас. Вы свободны. Может, вам вызвать извозчика?
– Нет спасибо, я хочу немного прогуляться.
– Завтра я жду вас в обычное время, – намного суше сказал он.
Когда она вышла из парадного, стал накрапывать дождь. На душе стало тоскливо – ей отчего-то совсем не хотелось возвращаться домой. Она чувствовала некую неловкость перед Таней.
«Наверное, она меня потеряла», – думала она.
Но отчего-то ей не было стыдно. Душу охватило какое-то тупое безразличие. Она с трудом передвигала ногами.
«Зачем я так скоро отдалась этому Горелову-Погорелову? Ведь я не люблю его, хоть он и красив. Разве после Владимира я могу кого-то по-настоящему полюбить? Зачем я это сделала? Назло ему? А он ведь об этом не узнает. Я обманываю сама себя. И Таню я тоже обманула. Я очень устала от того, что все видят во мне лишь объект плотского вожделения. Зачем я этому Горелову? Ведь он женат. И где его супруга? Как все гадко».
Когда Глафира появилась на пороге комнаты, Татьяна сидела спиной к двери и что-то шила на руках. Шила и напевала себе под нос какую-то незамысловатую песенку. Глаша стала стягивать с себя боты и снимать плащ.
– Отпустили? – коротко, не поднимая глаз, обронила Татьяна.
– Да, вот только сейчас. Было много гостей. Пришлось заночевать. Сегодня мыла посуду, убирала комнаты, – лгала Глафира.
– Иди, чайку попей. Я булочек тебе купила, – все также, не смотря на Глашу, позвала ее подруга.