– О чём ты? Или ты думаешь, что кровь и проекторы…

– Разумеется. Возможно, это сделал кто-то из троих, но главное, военный потенциал налицо. Если теперь об этом узнают, нам придётся прикрыть наши исследования. Хотя, скорее всего, это сделают за нас, чтобы потом использовать их так, как пожелают вышестоящие, – поднявшись по лестнице и закрыв дверь, сказал Раапхорст.

Его глаза наполнились туманом: новые проблемы возникали из ниоткуда, оттесняя Елену и душевные терзания на второй план. Сейчас нужно было решить, что делать дальше, выработать последовательность действий и выполнить заранее запланированное, невзирая на страх. Всё остальное – подождёт.

– Разберёмся потом! – воскликнул Раапхорст. – Вороны – это чудесно, они ответили на многие вопросы. Теперь я хочу взглянуть на орлов, перед тем, как мы уйдём в подполье. Ты проводила наблюдение, что скажешь, с ними или их потомством можно работать?

Александра неопределённо мотнула головой.

– Не уверена. Они не отвергли состав и твои психические манипуляции пережили стойко, однако, кто знает, как они поведут себя, если ты снимешь печать. Всё-таки они явные хищники, – проговорила девушка. Она стояла под жужжащими лампами, и её халат на свету ослеплял белым цветом. Евгений отступил к морозильным камерам и понимающе кивнул.

– Ты права, снимать печать нельзя. Да это и не нужно, мне будет довольно яиц…

– Для чего?

– О, ты всё знаешь. Одно дело – улучшить воронов, но создать принципиально новое создание… Добиться не жалкой имитации, не видоизменения существующего, а постичь сакральный акт рождения, акт созидания, о котором говорят в религиозных учениях. Я не бог, но учёный, и мне интересно, как далеко я смогу зайти, перед тем как исчезнуть в небытие. Впрочем, сделать сейчас это вряд ли удастся…

– Но зачем? Теперь мы знаем, что наш состав и технология эффективнее той жижи, о которой Тод рассказывал на прошлой конференции с таким воодушевлением. Разве этого мало? Разве тебе хочется больше? – Александра с тревогой посмотрела на мужчину.

Теперь из доброго покровителя он превратился в жёсткого демиурга, ужасающего в своей решительности. Эта метаморфоза, произошедшая за долю секунды, поразила девушку, но уйти Александра не могла. Она до сих пор помнила чувство, которое Раапхорст отверг. И хотя воспоминания об этом причиняли боль, Девильман не могла покинуть того, кому невольно передала права на себя. Только он мог помыкать ею и быть любимым, только он мог приказывать ей и не вызывать злость, только ему она безмерно доверяла и только его странности готова была терпеть. Потому-то она и стояла рядом, потому-то и пыталась переубедить его, в душе надеясь, что Евгений остановится.

Эовин не ответил. Зайдя за морозильные камеры, мужчина нащупал ручку небольшой двери, которую вор не смог разглядеть ночью, повернул её и исчез в соседнем помещении. Александра последовала за ним. Её слова не возымели действия. Раапхорст был взволнован, подстёгиваемый страхом разоблачения. Он понял, что утечка информации повлечёт за собой прекращение исследований, поэтому торопился, желая сделать хоть что-то перед тем, как его схватят.

Вторая лаборатория, скрытая за бетонной стеной, оказалась немного больше первой. Её занимали хирургические столы, громоздкие лампы на подвижных суставчатых креплениях, новые морозильные камеры, решётчатые клетки и два подключённых секвенц-проектора. В дальнем углу помещения находилась небольшая химическая лаборатория, а слева от двери стоял ещё один вольер.

– Так всё же, что ты собираешься делать? – снова спросила Александра, заметив странный взгляд Раапхорста.