– Я хочу, чтобы об этом заговорили все, и на следующий же день, – говорю я, продолжая расхаживать. – Я не прошу невозможного. Я всего лишь хочу, чтобы вы заставили этих людей танцевать. – Я снова выдерживаю паузу, перед тем как добавить: – И никаких протестов против насильственных акций в абортариях.

– Эээ… – Рыбка-Куколка нерешительно тянет вверх руку.

– А, Рыбка-Куколка! – отзываюсь я. – Что ты хочешь сказать?

– Эээ, Виктор, уже пятнадцать минут пятого, – сообщает Рыбка-Куколка.

– И что дальше, сестренка? – вопрошаю я.

– Во сколько тебе нужен один из нас? – спрашивает она.

– Бо, займись, пожалуйста, всеми этими вопросами, – бросаю я, перед тем как раскланяться и покинуть комнату.

Джей-Ди следует за мной по пятам всю дорогу до кабинета Дэмиена.

– Просто превосходно, Виктор, – говорит Джей-Ди, – ты, как всегда, вдохновляешь массы.

– Это моя работа, – пожимаю я плечами. – Где Дэмиен?

– Дэмиен дал мне распоряжение, чтобы в ближайшее время к нему никого не пускали, – говорит Джей-Ди.

– Я хочу поругаться с ним из-за того, что он пригласил Мартина Дэвиса, – говорю я, шагая по лестнице. – Дело приобретает ужасный оборот.

– Это плохая идея, Виктор, – говорит Джей-Ди, забегая вперед. – Он очень настаивал на том, чтобы к нему никого не пускали.

– Смени пластинку, Джей-Ди.

– Эээ… почему?

– Потому что заело.

– Ради бога, Виктор, не делай этого! – умоляет Джей-Ди. – Дэмиен просил, чтобы его оставили одного!

– Но мне это по кайфу, а-ха, а-ха, по кайфу, а-ха, а-ха[85].

– Ну ладно, ладно, – говорит запыхавшийся Джей-Ди. – Главное, вовремя доставь твою сиятельную задницу в Fashion Café, хватай диджея X и, ради всего святого, не пой «Выхухолевую любовь»!

– Выхухоль Сюзи, выхухоль Сэ-э-эм…[86]

– Виктор, я сделаю все, что ты попросишь!

– В Лондоне, Париже, Нью-Йорке и Мюнхене только и разговоров что о поп-музыке[87]. – Я щиплю Джей-Ди за нос и направляюсь к кабинету Дэмиена.

– Виктор, прошу тебя, пойдем в другую сторону! – говорит Джей-Ди. – Так будет лучше!

– Но мне это по кайфу, а-ха, а-ха, по кайфу, а-ха, а-ха.

– Он просил, чтобы ему не досаждали, Виктор.

– Я тоже просил, чтобы мне не досаждали, так что отвали, педик противный.

– Виктор, он мне сказал даже звонки не передавать, и…

– Слушай! – Я резко останавливаюсь, вырываю руку из его хватки и говорю: – Я – Виктор Вард, и я открываю этот клуб сегодня вечером, и у меня есть основания полагать, что на меня не распространяется – как это говорится? ах да! – юрисдикция тех законов, которые устанавливает мистер Росс.

– Виктор…

Я врываюсь в кабинет без стука и прямо с порога начинаю разоряться:

– Дэмиен, я знаю, что ты запретил к себе пускать, но ты хоть просматривал список гостей? К нам собираются заявиться такие личности, как Мартин Дэвис, а ведь я думаю, что нам небезразлично, кого у нас увидят, а кого не увидят папарацци, и…

Дэмиен стоит у окна кабинета – это сплошной лист стекла от пола до потолка, за которым открывается вид на Юнион-Сквер. На нем – рубашка в горошек и пиджак в стиле гавана, и он прижимается к девушке в пальто-пелерине от Azzedine Alaïa и туфлях на высоком каблуке от Manolo Blahnik, украшенных розовым и бирюзовым, которая немедленно разрывает объятия и, отпрыгнув, с маху усаживается на зеленую софу.

Лорен Хайнд успела переодеться с момента нашей встречи в Tower Records.

– …и я, эээ, решительно, эээ… – Я сбиваюсь, затем вновь овладеваю собой и говорю: – Дэмиен, зайка, в этом прикиде ловеласа со средствами ты решительно обворожителен.

Дэмиен оглядывает себя, затем меня, натужно улыбается, делая вид, что ничего решительным образом не произошло, хотя, учитывая весь контекст, может, так оно и есть, и говорит: