Да, политические, социальные и культурные фантазии Гитлера и нацистов были абсурдны, но в их основе – в основе фолькистского движения, к которому принадлежал нацизм, – лежало очень важное явление европейской культурной сцены: нежелание принять идеалы Просвещения, порожденные Разумом, и упорное инстинктивное сопротивление им. Именно эти идеалы, точнее, целостное мировоззрение, выражавшее их, и было объектом темной и злобной агрессии со стороны тех, кто считал себя носителем истинных, фундаментальных человеческих ценностей, рожденных «германской душой» в мифическом прошлом. Модернизм приравнивался фолькистскими фундаменталистами к просвещению и прогрессу, отождествлялся с материализмом, капитализмом, либерализмом, интернационализмом, демократией, социализмом, коммунизмом, большевизмом и тому подобным. Возьмите любой из этих терминов – обнаружится, что в письменных работах, речах и беседах Гитлера он будет связан со словом «еврей». Слова «еврей» и «еврейский» могли использоваться Гитлером и его людьми для всего того, что они находили лично неприятным, второсортным, низшим, несправедливым, враждебным или преступным. Однако с философской точки зрения они всегда применяли их к изменяющемуся и развивающемуся миру, причиной и оправданием развития которого было Просвещение. В этом аспекте нацизм был фолькистским движением, порожденным дезориентацией, чувством беззащитности и страхом – он был частью общеевропейской реакции на рождение нового мира.
Как человек становится антисемитом? В случае Эккарта ни конкретная причина, ни повод неизвестны, как неизвестны они и во многих других случаях. В те времена этими микробами был пропитан воздух, а в умственную пищу был подмешан яд, который начинал действовать, когда душевный склад людей оказывался к нему восприимчивым либо под влиянием определенных обстоятельств, либо в результате травматического опыта. Германский дух – и не только германский – был отравлен тем, что Джон Вайсс называет «идеологией смерти». Эккарт же прочел все книги на эту тему. В его «Диалоге» имеются ссылки на Отто Хаузера, Вернера Зомбарта, Генри Фода, Гугено де Муссо, Теодора Фрича, Фридриха Делицша и прочих, а сверх того – на целый ряд периодических изданий. И все это Эккарт пережевывает, для того чтобы Гитлеру было легче это усвоить.
Кроме того, с 1917 года стал играть важную роль новый фактор: Русская революция. Ленин, Троцкий, большевизм, Республика Советов, Бела Кун, спартаковцы, красные флаги, серп и молот, введенные левыми в обиход новые термины и лозунги – все это стало частью общественного сознания и воспринималось как угроза. Присутствие всех этих элементов в структуре мышления Гитлера является убедительнейшим признаком того, что она сформировалась именно в Мюнхене под непосредственным влиянием Эккарта, благодаря его письменным работам и частым контактам с ним, а также косвенно – под влиянием общества Туле и связанных с ним кругов, вдохновляемых Зеботтендорфом. Теперь наша главная задача – объяснить ту загадочную силу, которой владел этот «человек ниоткуда», позволившую ему совершить невозможное, сделавшую так, что «никакой серьезной альтернативы Гитлеру не было»>221.
Некоторые исследователи жизни Гитлера и нацизма в целом, осведомленные о той решающей роли, которую играл Дитрих Эккарт, считают, что в 1923 году Гитлер все больше дистанцировался от своего наставника. Одним из признаков этого, говорят они, является то, что Альфред Розенберг сменил Эккарта на посту редактора Völkischer Beobachter. Этот аргумент не слишком убедителен, так как у Эккарта к тому времени уже были серьезные проблемы со здоровьем. При этом