Анжелика вытащила из его рук перо и начала крутить его, рассматривая с разных сторон.

– Оно из крыла ворона, – задумчиво сказала женщина, – крупнейшего из рода Corvus… и отряда воробьинообразных… Странно только вот что: у настоящего ворона перья крыльев достигают не более сорока сантиметров, а этот экземпляр и впрямь гигантский.

Посредин молча сидел, покрывшись испариной и опираясь о диван двумя широко раскинутыми руками.

– Видишь, Лика, наш город не лишён мистики, – произнёс он с растерянным видом.

– Что был за сон? – заговорила гостья, которая ошарашенно ходила по комнате с пером в руках.

– Там был младенец, мой нерожденный сын. У меня и в самом деле есть такой сын. Точнее, был…

– Кто его мать?

– Моя бывшая жена Рита. Она всё-таки избавилась от него, с того дня меня иногда посещают дурные видения.

– А что там делал ворон?

– Он выхватил ребёнка и унёс. Младенец кричал, а я всё время прыгал за этой чёртовой птицей, чтоб забрать его. В один из таких прыжков я ухватился за крыло ворона и выдрал это дурацкое перо. Когда проснулся, то увидел, что валяюсь на полу с этим артефактом в руках… прижимая его к животу…

Анжелика подошла к Посредину и начала гладить его короткие волосы.

– Ты уверен, что его происхождение именно из сна? Ты накануне случайно ничего не принимал? – наклонившись к нему, спросила гостья.

– Нет, Лика, – отвечал Олег, кладя её руки себе на лицо и нежно целуя их. – Я, конечно, не буду спорить: у меня была тогда острая меланхолия. Как сказал бы твой сын: я батоном лежал на диване, месяц за месяцем. Но я не принимал даже снотворного, Лика. Честно тебе скажу, я терпеть не могу всякие там таблетки.

– А спиртное, Олег?

– Алкоголь я тоже не пил. Я не заливаю свою боль этилом! Ай, ладно об этом – я показал тебе, что хотел.

С этими словами Посредин отодвинул её ладони и встал с дивана.

– Тебе надо на исповедь, дорогой мой. Ты дочитал до этого места в «Азах православия»?

– Дочитал, – грустно проговорил Олег. – Только не могу понять одного: чем я-то здесь виноват, если это Рита прервала беременность. Я пытался сделать всё, что в моих силах, но ничего не помогло, ровным счётом ничего. И в чём мне теперь надо исповедаться?

– Знаешь что? Каждому человеку есть, в чём покаяться. Позволь задать тебе пару наводящих вопросов.

– Ну валяй. Слушаю тебя внимательно, – Посредин говорил совсем без настроения.

– Рита когда-нибудь ходила в церковь?

– Неа, она не верующая была. Точнее, она и сейчас есть. Короче, я имею ввиду, что она ныне здравствует, но посещать Храм не начала. Вот, что я хотел сказать.

– Понятно, – улыбнулась Анжелика, – а в другие места ты её водил?

– Конечно, мы ходили в кино, театры, парки и так далее. В гости, в конце концов.

– Ты – глава семьи, Олег. Запомни это. Вот скажи мне такую вещь. Если бы Рита была прихожанкой какого-нибудь храма – пусть не такого величественного, в котором были мы с тобой, просто любого прихода, – ей в голову пришла бы когда-нибудь мысль избавиться от собственного ребёнка?

– Что-то я сомневаюсь.

– А я могу с уверенностью сказать: нет. Вот ты видел достаточно женщин, которые явно не в первый раз пришли на литургию. Каждая из них, даже если услышит, что ребёнок развивается с пороками, всё ровно будет биться за это чадо до последнего и в итоге родит.

– Но почему?

– Потому что эти женщины понимают, что с жизнью не шутят. Мы не можем сами по себе создать жизнь и не можем победить смерть. Отсюда основная логика. Я уже не говорю про все другие аспекты: Заповеди блаженств, Заповедь «Не убий», христианская любовь и многое другое, чем руководствуются христианки. Ты понимаешь меня, Олег?