– Подвигали помолимся, – обратился он к матери.

– Может сегодня сам, а я потом? – спросила Анжелика сына.

– Нет, онли дуо, – настаивал мальчик.

– Ладно… Подожди, Олег, я сейчас, – сказала хозяйка гостю и последовала за ребёнком.

Посредин кивнул, не скрывая своего удивления. Наспех допив свой чай, он тоже пошёл в комнату. Ему не хотелось пропустить момент, как этот юный музыкант в японском обличии будет молиться. Кроме того, было заманчиво застать за этим занятием и саму Анжелику.

Олег прокрался в комнату, словно мышь. Там был потушен свет, и фигуры мальчика и Анжелики освещались лампадкой. Тихий голос ребёнка произносил одну за другой молитвы на церковнославянском языке. Он проговаривал их наизусть, даже не обращаясь к молитвослову. Мать по большей мере молчала и лишь изредка поправляла его отдельные слова или ударения в них. Артемий молился, пристально глядя на крупные иконы, расположенные над лампадой. На них были изображены Спаситель, Богородица с младенцем Христом и Николай Чудотворец. Были в комнате также и маленькие иконки: Андрея Первозванного, Преподобного Старца Силуана, Матроны Московской. Они стояли на полочке, рядом с фигуркой крылатого ангела в голубых одеждах и смешной статуэткой. Последняя сильно привлекла внимание Олега. Это был мальчик в широких ботинках, который держал на руках девочку в длинном платьице. Одежда статуэточных детей была исполнена в бело-синем цвете. Оба они были кругленькими и забавно улыбались.

Артемий продолжал молиться. Его действия сопровождались крестным знамением: в начале и в конце каждой молитвы. То же самое делала и Анжелика.

Когда мальчик услышал присутствие Олега в комнате, он замолчал и обернулся к нему.

Женщина произнесла:

– Ты, видимо, хочешь присоединиться?

– Пожалуй, да, – негромко согласился Олег, пристроившись рядом с ними.

Мальчик какое-то время молчал, так как было видно, что он привык совершать домашнюю молитву исключительно в тандеме с матерью. Но согласившись с её просьбой продолжить, он возобновил этот вечерний ритуал. Олег старался повторять за ними, однако всё ровно напросился на замечание: Артемий заметил, что он неправильно крестится.

– Не по-людски ты крестишься, а только бесов радуешь, как брахикефал какой-то! – возмущался мальчик. – Не к груди руку тяни, а сюда, к брюху, – показывал он. – И пальцы не так держишь. Смотри: три соединяем вместе, а два остальных прижимаем к ладони. Вот теперь толково.

Закончив вечернее молитвенное правило по сокращённой детской программе, все трое прошли в коридор: Олегу было пора ехать домой. Он сел на табуретку и медленно обувался, пребывая под новым впечатлением и погруженный в мысли о вечном…

– Баиньки, – вернул его с неба на землю Артемий. – И хороших сноффф.

Олег также пожелал всем доброй ночи и, махнув рукой Анжелике, вышел из квартиры. На улице было тихо и тепло. Несмотря на позднее время суток, то там, то здесь раздавались птичьи голоса. Это была ещё одна особенность города М, к которой, правда, все его жители уже давно привыкли: птицы здесь пели во все голоса круглыми сутками, и даже ночью.

«Какие же необыкновенные дети живут в нашем городе», – подумал про себя Олег, слушая ночные птичьи трели. Затем он правильно перекрестился, сел за руль своей машины и газанул.

Придя с утра в Posredin’s Paint, Олег застал Боярова за чтением какой-то важной корреспонденции. Владимир выглядел настороженно.

– Что читаем? Неужели один из твоих дядьёв не составил на тебя завещания?

– Ну при чём тут завещание, дружище?! Если бы не было у меня наследства от любящих дядюшек, то, как бы я тогда, скажи на милость, отстроил такой терем? – сказал Владимир, которому было не ловко слыть излишним материалистом: просто он никогда не отказывался от того, что само шло в руки. А если благо прилетает к тебе ещё и с любовью, то грех не взять.