Он знал, что делал. Я не бросала трубку, потому что он не ел мозг, а всего лишь справлялся о делах. Я ходила с ним на эти концерты, потому что это были именно концерты без всяких выяснений потом на полночи. Мне не хотелось его обижать отказом или игнором – он не давал никакого повода. Я радовалась, когда видела его машину, потому что это означало подвоз до дома, а не очередную нервотрепку.

Те, кто за мной в то время ухаживал, контролировали себя гораздо хуже. Там были и претензии, и подставы, и истерики, а про какую-то помощь даже речи не шло. Случилось удивительное: когда мой муж, которого я до того еле выносила, начал вести себя просто как воспитанный человек – он стал побеждать в этом кастинге с большим отрывом. Я сидела с ним в этих кабачках и слушала его несмешные анекдоты, мне было скучно до визга, но спокойно и непротивно. А с остальными было беспокойно и противно, хотя анекдоты они знали посмешней. И все они от меня чего-то хотели, а муж не хотел ничего.

Не стоит думать, что он быстро добился этого эффекта. Поначалу я раздражалась и торопилась на другие свидания. Первое время мне было досадно, что мне вообще напоминают об этом прошлом браке. Потребовалось больше года, чтобы я, выбирая, с кем пойти погулять, сама выбрала именно его, потому что он хоть и зануда, но точно не накосячит, в отличие от других. Больше года он сидел в этой засаде, слившись с пейзажем и не дыша.

А потом у меня случились всякие неприятности, и мне потребовалась помощь. И потребовался рядом кто-то надежный. Кто-то, кто не тупит, не истерит и не обижает. Кто-то, кто прилично себя ведет. И тогда он прыгнул.

Это был единственный раз в моей жизни, когда мужчина получил меня обратно.

И да, я об этом сожалею. Потому что в результате этой операции он получил назад жилье и семью, а я получила назад унылое равнодушное чмо.

Когда я своего мужа о чем-то прошу, например, куда-то съездить вместо меня и вообще как-то выручить, он всегда, не задумываясь, отвечает «нет». Это все, что он может со мной сделать – дождаться, когда я попрошу, я ведь прошу только тогда, когда нет выхода, когда это последняя надежда, и вот тогда можно ответить «нет» и полюбоваться, что будет.

Ничего не будет, потому что последняя надежда – это все равно что никакой. Но отказать, когда к тебе протягивают руки, – это какая-то особая, запредельная сладость, мне она тоже известна, я тоже, когда мне плохо, выхожу гонять мужиков, подпустить поближе, подать надежду и сразу отобрать, и мордой об асфальт, и полюбоваться, что будет, да ничего не будет, просто я ничем не лучше его. Я тоже знаю эту радость, и я давно не обижаюсь, когда он, к примеру, не притормаживает на повороте, тайком косясь на меня, окаменевшую от ужаса и лепечущую «ну пожалуйста», я знаю, что вот это «ну пожалуйста» – это провокация, это заклинание, выпускающее на волю всех демонов, и я знаю, что делается с лицом у человека, к которому протягивают руки в последней надежде.

Когда мой любимый год назад нашел мне эту машину, доложил кучу денег и выкупил ее, чтобы я не дергалась, пока у меня продавалась предыдущая, – это было именно то, чего мне всегда недоставало. Кто-то наконец сделал что-то, просто чтобы я не дергалась, просто чтобы мне было спокойно, просто чтобы в моей жизни стало чуть поменьше страха. Мы вышли из салона, и я была готова рыдать от благодарности за такое баловство, меня беспокоило только – как перегнать эту машину домой, ехать надо было через весь город, незнакомый маршрут, что для меня до сих пор ужас, а тогда и подавно. А главное, коробка теперь была другая, все педали не там, это было все равно что пересесть на самолет, ужас ужасный и сейчас я упаду. Он не собирался оставлять меня одну, конечно нет, он собирался меня проводить. Я попросила – ты поезжай впереди, а я за тобой.