– Посмотри повреждения на руках, – предложил он.

– Раны, как при защите, – пробормотал Йона.

– Верно.

Йона нагнулся и заметил коричневатые пятнышки в открытых глазах женщины.

– Смотришь на солнышки?

– Да…

– Они проявляются только через несколько часов после смерти, а иногда и через несколько суток, – сказал Нолен. – Под конец чернеют. Это из-за того, что давление в глазницах падает.

Нолен взял с полки молоточек для проверки рефлексов и попросил Фриппе проверить идиомускулярную опухоль. Молодой медик стукнул по бицепсу женщины и пощупал мышцу после сокращения.

– Минимальная, – сказал он Йоне.

– Обычно так бывает через тридцать часов, – объяснил Нолен.

– Мертвые не совсем умерли, – вздрогнул комиссар. Ему почудилось, что вялая рука Катьи Эк шевельнулась.

– Mortui vivos docent – мертвые улыбаются живым, – ответил Нолен и улыбнулся, вместе с Фриппе переворачивая ее на живот.

Он указал на красно-коричневые пятна, расплывшиеся на ягодицах, пояснице и руках мертвой:

– Трупные пятна слабо проявляются, если жертва потеряла много крови.

– Это понятно.

– Кровь тяжелая, и когда человек умирает, давление в теле перестает поддерживаться, – объяснил Нолен Фриппе. – Это очевидно. Но кровь течет вниз, скапливается в низших точках и часто видна там, где труп контактировал с поверхностью, на которой лежал.

Он надавил большим пальцем на пятно на ноге, и оно почти исчезло.

– Вот видишь… Их можно убирать еще почти сутки после смерти человека.

– Кажется, я видел пятна на бедрах и на груди, – с сомнением в голосе сказал Йона.

– Браво. – Нолен посмотрел на него с немного удивленной улыбкой. – Не думал, что ты их заметишь.

– После смерти она лежала на животе, пока ее не перевернули, – по-фински сдержанно заметил Йона.

– Я бы предположил – два часа.

– Значит, убийца оставался два часа, – стал рассуждать комиссар. – Или же он либо кто-то еще вернулся на место преступления и перевернул ее.

Нолен пожал плечами:

– Я еще далеко не готов делать выводы.

– Можно спросить кое-что? Я заметил, что одна из ран на животе похожа на кесарево сечение…

Медики снова перевернули тело.

– Ты имеешь в виду вот это?

Нолен указал на длинный разрез, шедший вниз от пупка на пятнадцать сантиметров.

– Да, – подтвердил Йона.

– Я еще не успел осмотреть все раны.

– Vulnera incisa s scissa[4], – сказал Фриппе.

– Да, похоже, что это резаная рана, говоря по-нашему, – подтвердил Нолен.

– Не колотая, – уточнил комиссар.

– Учитывая ровную форму и то, что здесь поверхность кожи не тронута…

Нолен указал на рану, и Фриппе нагнулся посмотреть.

– Да…

– Края, – продолжил Нолен. – Их не пережимали специально, чтобы избежать кровотечения, но…

Он внезапно замолчал.

– В чем дело? – спросил Йона.

Нолен посмотрел на него странным взглядом:

– Этот разрез сделан после смерти.

Патологоанатом стянул перчатки.

– Надо посмотреть, что там с компьютерной томографией, – нервно сказал он и подошел к компьютеру, стоящему на столе возле двери.

Нолен вывел на экран две трехмерные картинки, подумал и поменял угол.

– Рана как будто доходит до матки, – прошептал он. – Она, похоже, следует за старым рубцом.

– Старым? Что ты имеешь в виду? – спросил Йона.

– Разве не видишь? – улыбнулся Нолен и снова повернулся к телу. – Шрам после кесарева сечения.

Он указал на вертикальную рану. Йона нагнулся, чтобы рассмотреть получше, и увидел, что рана тянется вдоль тонкой ниточки старого бледно-розового шрама – давно зарубцевавшегося шрама от кесарева сечения.

– Но ведь в момент гибели она не была беременна? – спросил Йона.

– Нет, – усмехнулся Нолен и поправил пальцем очки.

– Мы имеем дело с убийцей с квалификацией хирурга?