И первое, что встало перед лицом Репера при входе в это помещение там людей, объединённых одной общей собственно идеей, – и как бы не говорили, что она им была принудительно навязана, они всё же сами к ней пришли, с опорой на естественные причины и основания, – так это полная открытость этого специализированного помещения для всех желающих сюда зайти. А что демонстрировало эту открытость, то всё просто – отсутствие этого рудимента угнетённого и закрепощённого прошлого, дверей.

Правда, проектировщики этого специализированного помещения, ещё неполностью отреклись от этого заклятого сегодня прошлого, и неся в себе остаточные комплексы ложных взглядов на свободы человека, создали вот такое следствие того, то, что вышло наружу в этом проекте входа в это помещение идейных и сообразительных людей. А именно уклончивость от прямого ответа мысли проектировщиков. Кто с помощью стен, перекрывающих проход и друг друга, сделал вход не прямолинейным, а с поворотными изгибами, что в итоге свело на нет всю заложенную в этот принцип входа идею – быть полностью открытым для всех. И вот из-за таких скрытных вредителей прогресс и пробуксовывает. Но его всё равно не остановить, а на этих несознательных личностей есть люди из комитета свобод без ограничений.

И им, людям Ломам из комитета свобод (а там все и только такие), одного взгляда на этот архитектурный нонконформизм, стоящего с прямо противоположных позиций к движению свобод, будет достаточно, чтобы понять, что эти архитекторы-ретрограды тут задумали – с постоянством собой напоминать человеку, так и стремящемуся освободиться от давления на себя своего естества и бытия, о том, что как бы он не пытался от всего освободиться, он всё равно будет ограничен в чём-то, хотя бы собой и этой стеной.

И хотя то, что металлические двери, которые раньше всех тут стыдили своим нахождением здесь и тем, чтобы это могло значить, как многими могло бы подуматься и прийти в голову, были буквально сразу, как только пришла на ум владельцам этого заведения директива комитета свобод, отнесены в рудимент непрогрессивного прошлого – в пункт металлического приёма, ещё живущего за счёт людского пристрастия к прошлому, антиквариату, всё же это не избавило Ломов из комитета от других забот и вставших перед ними буквально сразу новых вопросов. Где на самом первом месте стоял следующий вопрос-дилемма: «А что делать с этими дверьми, ведущими в отдельные кабинки и прикрывающими собой личные свободы индивидуума?».

Ведь если их с корнями вырвать, то не выявиться ли такой парадокс, что они через такое раскрытие всего и всяческое не препятствие туда входу, тем самым ограничивают свободу на самовыражения личного я, его права на уединение и волеизъявление индивида. Где некоторые ехидные системные личности без стыда и совести, те, кто дошёл до самой высшей степени свободы, и с ними бывает, что они от головокружения свободами всем этим злоупотребляют и считают, что этот парадокс будет лучше назвать оксюмороном бесценной свободы. При этом у них есть и здравые мысли по этому, этому и поэтому(!) тоже.

Они, видите ли, на это противоречие мыслей посмотрели с позиций близких для каждого носителя и потребителя идей, и посчитали, что пока человек носит на себе штаны (а в сторону этого разоблачения и изобличения в себе сексизма, шовинизма и контрпродуктива, давно уже исповедуются новые меры понимания), паразитирующий на своей природе элемент подчёркивания в себе не разнообразия, а наоборот, моно авторитаризма, и пока он пристыженно не придёт к осознанию факта своего отчётливого и демонстративного выделения перед всеми, кто как все, а только он такой как он, и ни прибавить, ни убавить в него, то придётся с этим делом обождать, но не смириться.