Латинская хрестоматия для средних и высших классов гимназий из латинских классических авторов в 4-х томах. СПб., 1853 – 1854
С.С. Уваров (1786 – 1855 гг.) – попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1811 – 1821 гг., министр народного просвещения в 1833 – 1849 гг; президент Академии наук с 1818 г.
А.Ф. Постельс (1801 – 1871 гг.) – естествоиспытатель, путешественник, почётный член Петербургской академии наук, участник кругосветного плавания Ф. П. Литке, исследователь Камчатки; директор Второй гимназии в 1837 – 1856 гг.
Страстный поклонник муз и поэзии
Алексей Петрович Алимпиев, сын протоиерея, родился в 1797 г. Окончив Тверскую духовную семинарию, он с 1818 до 1853 г. состоял на службе сначала в столичной Губернской гимназии, затем в Высшем училище и, наконец, во Второй гимназии. На первых порах преподавал русский язык и латынь, одновременно выполняя функции гувернёра. После преобразования гимназии в Высшее училище на него были еще возложены обязанности учителя истории и географии, а также письмоводителя Хозяйственного комитета. Только в 1831 г. Алимпиеву удалось сосредоточиться на преподавании своего главного и самого любимого предмета – российской словесности. В том же году он был единогласно избран коллегами в секретари Педагогического совета. К 1843 г. Алимпиев заработал пенсию, послужив 25 лет в учебном ведомстве, но администрация гимназии ходатайствовала о его оставлении на службе. Помимо Второй гимназии Алимпиев преподавал словесность в других учебных заведениях столицы: Институте корпуса горных инженеров и Аудиторской школе при батальоне военных кантонистов. Кроме того, в Императорском Театральном училище он читал курс драматического чтения и … археологии. Алексей Петрович написал также несколько учебных пособий по логике, риторике и теории словесности. Иначе говоря, был человеком разносторонним…
Ученики обожали Алимпиева прежде всего за душевные качества, видимо, резко отличавшие его от других школьных учителей. Один из мемуаристов, Н. Каратыгин, описывал свою первую встречу с ним так: «Директор (А.Ф. Постельс – Т.П.) ввёл меня на экзамен к учителю русской словесности, преподававшему в тот день в VI-м классе. Алимпиев, взяв книгу со стола, предложил мне написать под диктовку на большой черной доске следующее:
Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок…
В этих трех строках нашего бессмертного баснописца, которые я написал мелом на классной доске, Алимпиев не нашёл ни одной ошибки; даже знаки препинания мною были расставлены правильно. Он спросил мою фамилию, и когда я ему ответил, – то он, дружески потрепав меня по плечу, сказал: «Знаю, знаю вашего отца и дядю. Ну-ка теперь извольте взять книгу и прочтите «не так как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой». Я прочёл басню до конца. «Браво, браво!» – одобрительно произнёс он и, взяв от меня книгу, вскоре перешёл со мной в самый дружеский тон. «Ну, скажи теперь («ты» он говорил всегда своим любимцам, как я узнал впоследствии, слушая его лекции в IV и V классах), какое заключение ты можешь дать смыслу этой басни?» «Не быть вороной», – отвечал я. «Прекрасно! Но я полагаю, что непохвально быть также и лисицей?», – спросил он меня, лукаво прищурясь. Я отвечал, что нехорошо быть также и лисицей. «Итак, любезный друг, в жизни не будь ни лисой, ни вороной, а будь человеком!», – заключил Алимпиев.
Алимпиев, по мнению другого анонимного мемуариста, «олицетворял собой идеал всероссийского благодушия: ленивый и беспечный, весёлый и ликующий, всегда с приятной улыбкой на устах, напоминал тип Чичикова». В отличие от своих коллег, Алимпиев навещал заболевших учеников, радушно приглашал их к себе домой на вечерний чай в кругу семьи. Его урок был «самый весёлый и приятнейший из всех классов в неделю». Правда, методика преподавания учителя словесности была весьма своеобразной. Он «терпеть не мог задавать, а еще более спрашивать уроки», никогда никого не вызывал к доске. Ученики самостоятельно выходили отвечать по установленной ими очереди, а Алимпиев, «засунув руки под фалды вицмундира, начинал свою величавую прогулку около кафедры, подчас выделывая тою или другою ногою лёгкие антраша». Во время этого действа остальные гимназисты «безмятежно предавались преферансу в доморощенные карты или просто болтовне с соседом».