Хорнер усмехнулся:

– Ты надеешься, что если включить чертеж Лейбовица в набор, то никто не обратит на него внимания?

Фрэнсис покраснел.

– И что если отец Аркос зайдет сюда, то даже его не заметит?

Фрэнсис заерзал.

– Ладно, – сказал Хорнер, и глаза его сверкнули. – В свободное время можешь копировать любые чертежи, которые находятся в плохом состоянии. Если среди них случайно попадется что-то еще, то я постараюсь не обращать внимания.

Несколько месяцев брат Фрэнсис в свободное время заново рисовал старые чертежи из архивов Реликвий и лишь затем осмелился прикоснуться к светокопии Лейбовица. Если старые рисунки вообще обладали хоть какой-то ценностью, то раз в сто-двести лет их следовало копировать. Выцветали не только оригиналы; часто даже перерисованные версии спустя некоторое время из-за недолговечности чернил становились почти нечитаемыми. Фрэнсис не имел ни малейшего понятия о том, почему древние использовали белые линии и буквы на темном фоне, а не наоборот. Когда он делал грубый набросок углем, тем самым изменяя цвета на противоположные, полученный результат казался ему более реалистичным, чем рисунок на темном фоне. Однако древние были бесконечно мудрее Фрэнсиса, и если они взяли на себя труд закрасить чернилами белую бумагу, то наверняка не без причины. Фрэнсис копировал документы максимально близко к оригиналу, хотя закрашивание фона вокруг крошечных белых буковок было достаточно утомительным занятием и требовало огромного количества чернил – факт, заставлявший брата Хорнера недовольно ворчать.

Он скопировал старый архитектурный план, затем рисунок некоей детали с простой геометрией, но неопределенной функцией, а также абстрактный рисунок похожего на мандалу объекта, озаглавленный «СТАТОР. ОБМОТКА МОД. 73-А 3-ПХ 6-П 1800 ОБ/МИН 5 Л.С. КЛ. А БЕЛИЧЬЯ КЛЕТКА». Этот текст был совершенно недоступен для понимания, а объект, похоже, совершенно не подходил для ловли белок. Древние вообще отличались изощренностью: возможно, увидеть белку можно было только в особый комплект зеркал. Фрэнсис все равно все тщательно перерисовал.

Только после того как аббат, который иногда заходил к переписчикам, по крайней мере три раза увидел, как Фрэнсис работает над другим чертежом (Аркос дважды останавливался, чтобы взглянуть на работу Фрэнсиса), последний набрался храбрости и отправился в архивы Реликвий за чертежом Лейбовица – почти через год после того, как приступил к своему проекту.

Оригинал уже подвергся определенным реставрационным работам. И если не считать того факта, что на нем стояло имя блаженного, то этот документ, к разочарованию Фрэнсиса, мало чем отличался от тех, которые он уже скопировал.

Светокопия Лейбовица – еще одна абстракция – не затрагивала ни чувства, ни тем более разум. Фрэнсис изучал ее до тех пор, пока не смог представить себе всю ее восхитительную сложность даже с закрытыми глазами, однако так ничего и не понял. Это была сеть линий, соединявшихся с мешаниной из штуковин, загогулин, закорючек, кривулин и фитюлек. Линии по большей части шли вертикально или горизонтально и пересекали друг друга либо с разрывом, либо с точкой; они поворачивали под прямыми углами, огибая штуковины, и никогда не обрывались на полдороге, неизменно заканчиваясь кривулиной, загогулиной, закорючкой или фитюлькой. В рисунке было так мало смысла, что его долгое разглядывание приводило к отупляющему эффекту. Тем не менее Фрэнсис приступил к копированию каждой детали, в том числе коричневатого пятна в центре чертежа – которое, по его мнению, было кровью блаженного мученика. Впрочем, брат Джерис предположил, что его оставил огрызок от яблока.