И, скажем, миллиард должна.
На цессию3 по договору
Дает добро наш шеф – и вот:
Другая нам должна контора,
Но мёртвая уж третий год.
XIII
И в чём изюминка: все знают,
Все понимают, что к чему,
Но шум никто не поднимает,
И что тут предъявить кому?
Все по Закону, честь по чести,
(ГК4, такая-то глава…)
Переуступлены права.
Директор хапнул тысяч двести.
Жаль, не получит долг завод,
Ну, как-нибудь переживёт.
XIV
Вот в этой каше я копался,
Налаживал стабильный сбыт,
Проконтролировать пытался
Все, что контролю подлежит.
Мотаясь, в кровь стирая ноги,
Я тех и этих разводил,
И получилось, что в итоге
И тем, и этим стал не мил.
Москва кричит: контроль, доклад!
А заводским – как шило в зад…
XV
И вот однажды пригласили
Меня в контору на совет:
Все лица первые там были,
Все, кто имел авторитет.
И говорят: – Ты шустрый, парень,
Ты наш, сибирский, нам – как брат,
И потому давай-ка, барин,
Ты поезжай в Москву назад,
Возьми деньжат и в добрый путь.
А то – прости! – тебя убьют.
XVI
Я, предложеньем убежденный,
Вмиг чемоданы уложил,
И скоро драйвер полусонный
В аэропорт меня влачил.
Вдали росло заката зарево.
Окрашивая гребни крыш.
Час – и на «Боинге» «Трансаэро»
Лечу, считая свой барыш,
Итоги занося в блокнот.
…Так я покинул свой завод…
XVII
Всё это я дружку поведал
За чашкой кофе. Слушал он
Вполуха, чем-то увлечён.
Кругом народ шумел – обедал,
Болтал, звонил иль ждал звонка;
Кто просто тихо расслаблялся,
Принявши водочки слегка,
Запив бутылочкой пивка,
И плыл в негромком ритме вальса,
Плескавшем из динамика.
XVIII
Уют осеннего кафе!
Свет сквозь пластмассовую крышу
Так по-особенному дышит,
Скользя в редеющей листве.
Тепло на улице, однако —
Нет удушающей жары,
И люди пьяные к собакам
Так убедительно добры.
Они их кормят шашлыками.
Собаки машут языками.
XIX
Однако, к делу… Средь забот
Я не отметить мог едва ли:
Проценты мне не поступали
Уже два месяца на счёт.
Что ж там NN***? И как там Маша?
Неужто крякнулся проект?
(Жаль, коли так… Но в жизни нашей
Ни в чём уверенности нет.)
И только пиво друг допил,
Как я, естественно, спросил:
XX
– А где NN****? Что слышно в мире?
Ты здесь, в Москве, ты должен знать,
А то, ты знаешь, там, в Сибири,
Я понемногу стал дичать.
Там, видишь ли, ложатся рано
И рано поутру встают,
И если пьют – то водку пьют,
И пьют, конечно, из стаканов.
Так что тут? Расскажи скорей,
Кого встречал ты из друзей.
XXI
– С NN**** проблемы. Он сначала
Светился на виду у всех;
Девчонка эта выступала,
Имела бешеный успех.
Потом наш друг все реже, реже
Стал появляться. Грустен стал,
А после – и вообще пропал.
Тут выставка была в Манеже;
Я забегал туда на час —
И он зашёл. Последний раз,
XXII
Когда его я видел в свете.
Он был рассеян, похудел,
И, знаешь, я ещё заметил, —
С зимы ни разу он не пел.
Ты поезжай; он, верно, дома;
Да жаль, не хочет никого.
Визиты близких и знакомых
Уже не радуют его.
Я встал. – Прощай же, друг, звони!
– Эй, шеф! До Кунцева – гони!
XXIII
День к вечеру… Машина мчится,
Попав в зеленую волну,
И расступается столица,
И я в ней попросту тону.
Тону – захлестывает память,
Арбат, Садовое и вниз —
К мосту. Прости, что отвлекаюсь,
Читатель! Это мой каприз.
Пойми, Москва и я – одно,
Так повелось уже давно.
XXIV
Так жизнь устроена везде:
Грибы растут в лесу сосновом,
А рыбы малые – в воде.
Пингвины – в климате суровом
Антарктики; вся тварь жива
Свой ареал предпочитает.
И пусть меня всю жизнь бросает
Туда-сюда… но есть Москва!
Под эту мысль автомобиль
К главе четвертой прикатил.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
I
О, эти спальные районы!
Утесы белые домов,
По ним узоры огоньков —
Глазницы окон воспаленных;
Вдоль улиц чахлый строй дерев,
Магнитофон орёт с балкона;
Дворы, кусты, под вечер – стоны
И хохот захмелевших дев;