Я припарковалась на подъездной дорожке. Дверь в гараж так и не открыла. Не хотелось вот так сразу смотреть на отчима или грустное лицо матери. Хотя меня порядком раздражала моя нелюбовь к отчиму. Он многое сделал, чтобы наша семья жила хорошо. А главное, я не помнила ничего плохого. Даже появлением подруги я обязана ему. Ведь отец Светы – бизнес-партнер Сергея. Именно отчим привел меня тринадцатилетнюю в дом Светы. Я не хотела идти с ним, но он настоял, что раз есть шанс познакомиться со сверстницей, то не стоит его упускать. Еще и дочерью такого человека!

Я ездила в машине, которую Сергей подарил на восемнадцатилетие, жила в его доме и буду есть ужин, оплаченный им. И все же, отчим злил. Я испытывала к нему ненависть. Даже психологу не говорила об этом. Стыдно. Нельзя же быть такой неблагодарной. Но я была. И ничего не могла с этим поделать. Мысленные уговоры быть человечнее не помогали, и я старалась просто не усложнять Сергею жизнь. Выходило не очень.

Погруженная в размышления, я зашла в дом.

Ищи везде хорошее. Сосредоточья на этом.

Я решила последовать словам психолога. Возможно, истина столь проста, что я не могу в нее поверить. Вот и все. Хорошее везде. Я прошла в столовую. Мать одарила меня коротким взглядом и сосредоточилась на Феликсе. Тот морщился на салат, брезгливо вытаскивая из него помидоры. Трудный этап во взрослении ребенка – ненависть к любой еде, кроме пиццы и макарон. У меня такого не было.

Мать вздохнула и разрешила младшенькому поесть то, что осталось с обеда. Феликс убежал на кухню.

Когда я села за стол, Сергей сделал замечание по поводу немытых после улицы рук. Пришлось дойти до раковины и только потом вернуться за стол.

«Хорошее – оно везде, – уговаривала я себя. – Это забота о моем здоровье, а не занудство». Безразличную ко всему, кроме Феликса, мать, я даже мысленно не комментировала. Как и тот факт, что она за ужином со мной не обменялась и словом. Так часто бывало, особенно после ночных происшествий. Сергей же спрашивал, как у меня дела, как учеба, потом рассказывал про работу. В марте уже отгремели основные праздники, поэтому в ивент-агентстве все относительно спокойно.

Я, в отличие от брата, который почему-то пинал меня под столом, поела салат. Мать вкусно готовила. Настоящая хозяюшка. Дом блестел. Да и она красавица.

Я искала плюсы. Стройная. Достаточно высокая. Волосы светлые, как и у Феликса. Я вот в папу пошла. Бледная и черноволосая. А у мамы, похоже, был типаж. Потому что Сергей такой же, как мой отец. Из-за этого я больше походила на его ребенка, чем Феликс. Хотя и в том, кто же отец Феликса, были сомнения. Разговор об этом никогда не заходил. Младший звал Сергея папой.

Мысли завели меня не в то русло. Я планировала искать во всем плюсы, а теперь думала, изменяла ли мать отцу, когда тот еще был жив. Если бы мы с ней разговаривали, то я наверное не выдержала и задала бы этот вопрос. Но мы не разговаривали. Зато Сергей все не останавливался:

– И эта сумасшедшая бегает теперь и достает нас.

В реальность меня вернуло слово «сумасшедшая». Пару секунд я думала, что речь обо мне. Сергей затих и уставился в тарелку, Феликс захихикал:

– Как Аля, что ли?

– С Алей все в порядке, – слабо возразил Сергей.

Мать промолчала. Я сгорбилась и напомнила себе: «Сосредоточиться на хорошем».

– Салат отличный. Я бы съела добавку.

Даже улыбку выдала. Я на коне.

– Поздно уже. Поправишься, – ответила мать, не глядя на меня.

Я согнулась еще сильнее. Семейные ужины – пытка. И зачем есть каждый день? Хорошо, что когда еда заканчивается, то ужин тоже считается завершенным. Я хотела сбежать, не задерживаясь на чай, когда отчим вновь заговорил: