Черные волосы, глаза. И, видимо, вода, стекающая с меня, усилила впечатление и так впечатлительного Феликса. Его плач стихал. Я залезла под одеяло. Спряталась. Хотя знала, что меня найдут. Эта мысль пробудила, какой-то животный страх. Найдут. Нужно бежать.

Щелчок. Дверь в комнату открылась.

– Аля, все нормально?

Я не удивилась, что пришел отчим. Двенадцать лет этот человек пытался наладить контакт. Его бы старания да передать моей матери. Я сразу забыла обо всем, кроме раздражения.

– Да, – буркнула я, кутаясь поплотнее в одеяло.

Забота отчима бесила еще сильнее, чем безразличие матери.

– Уверена?

– Сергей, я уверена.

Получилось грубее, чем планировалось. Ну и ладно. Сам виноват. Что он от меня хотел? Чтобы я пожаловалась на испуганного ребенка? Чего ждал? Отчим помялся еще немного в проходе и наконец ушел, чем сильно облегчил мне жизнь.

В итоге я так и не уснула. Лежала и злилась на всех домачадцев. Мне и без них было чем заняться. Необходимо обработать ноги. Раньше я хранила аптечку в комнате. Но поддалась влиянию нового психолога. Как оказалось, зря. Я почти поверила, что сеансы помогали. Две недели спокойствия. Но в глубине души я сомневалась, что это продлится долго. Затишья случались и раньше.

Как я так сглупила, что доверилась психологу, и легла спать без обуви? Доверие – ошибка. Давно пора это усвоить.

После будильника я засобиралась в универ. Последний курс. Еще немного и здравствуй взрослая жизнь. От этой мысли захотелось безумно рассмеяться и разрыдаться одновременно. Ощущение, что я никогда не покину родительский дом. Да и родительским его можно назвать с натяжкой. Сюда мы переехали после смерти отца, двенадцать лет назад. До сих пор не простила этого матери. В тот день мой счастливый мирок треснул. Тогда то и начались кошмары, избавиться от которых казалось невозможным.

Завтрак я пропустила. Стыдно, что я напугала младшего брата. С остальными разговаривать не хотелось. И хоть на ногах были едва заметные царапины, я переживала, что те оставят отпечатки на полу. Поэтому надела две пары носков и сбежала на первый этаж, а оттуда юркнула в гараж.

В машине бросила рюкзак на пассажирское сиденье и рванула в универ. Когда выехала за ворота, заметила, что через кухонное окно за мной наблюдал Сергей и неодобрительно качал головой. Вечно он со своими семейными ценностями доставал.

«Мы же семья, есть, по возможности, должны вместе. Мы же семья, отпуск совместный. Мы же семья, проведем вместе выходные?» – его голос проносился в моей голове.

– Мы не семья. Я тебя ненавижу, – ответила я, когда покидала коттеджный поселок. Сергей этого, конечно, не слышал. Но мне немного полегчало.

Дорога заняла полчаса. Когда я парковалась рядом с универом, весеннее солнце уже ярко светило, словно пыталось избавиться от грязного подтаявшего снега поскорее.

Я старалась не спать, растекшись по столешнице на последнем ряду. Пара вот-вот начнется. А спать в общественных местах я себе запрещала. Однажды это закончилось не очень. Повторять болезненный опыт я не планировала.

С моего места просматривалась вся аудитория. Та наполнялась людьми. Я сидела в отдалении, чтобы ни с кем по возможности не контактировать. Большинство одногруппников считали меня странной, хотя к последнему курсу они привыкли и перестали обращать на меня внимание. Первые же два года были адом. Еще в первый семестр я пришла на учебу с изодранными до локтей руками.

Все тогда считали, что я сама себя порезала. А я не могла объяснить, что произошло. Сама не знала. Проснулась с ранами, будто за руки цеплялся кто-то когтистый. Я была в этом уверена, хотя ничего и не помнила. У матери тогда случился нервный срыв. После, выбора, ходить ли мне к психологу, не осталось.