Глухов. Он желает понаблюдать за нашим трезвым сексом. С Валентиной, что жила на улице Подбельского, у меня до него доходило. Но однажды, когда я с охапкой цветов пришел к ней на день рождения, под юбкой у нее уже кто-то был.

Петрялова. Ты открыл своим ключом и обнаружил ее… в подобном виде?

Глухов. Да они даже дверь забыли закрыть. В мои девятнадцать лет я воспринял это чудовищно.

Петрялова. Для кого? Для ублажавшего ее парня? Расправляясь с ним, в чудовище превратился?

Глухов. Сейчас бы я его размазал, но тогда я подобной техникой не владел.

Петрялова. И тот, кому пересчитали зубы, оказался тобой?

Глухов. Никто никого не бил. Цветы к их ногам бросил… я оставил их вдыхать аромат одиннадцати алых роз.


Петрялова. Во дворе ты не одумался?

Глухов. Порыв вернуться и кого-то прибить меня не одолел. Я понуро утопал и за последующие полгода потерял из-за переживаний восемь килограммов веса.

Петрялова. И шесть сантиметров роста.

Глухов. Рост я сохранил прежний. Тоже самое я скажу и о длине моего органа.

Петрялова. Его демонстрацию ты для меня проведешь?

Глухов. Не откажусь.

Петрялова. Мне готовиться к чему-то, что мое воображение поразит? А то глядеть на короткие члены – скука смертная.

Глухов. Мужчин без всего ты перевидала?

Петрялова. До первой влюбленности никого, а после нее снежным комом нарастало. Удайся она у меня, я бы остановилась, но она, как и полагается первой, вышла комом. И начался ком уже снежный.

Глухов. У всех своя история.

Петрялова. К тридцати годам я убедилась, что и мужчины с большими членами немного из себя представляют. Из моих шестерых, чьи фаллосы обрубки не напоминали, пятеро были совсем бездуховны, а у одного, который читал Бунина и водил меня на концерт якутских скрипичных виртуозов, его орган не работал. Если у тебя он время от времени действует, нагни меня и потыркайся.

Глухов. Ширинку расстегнуть?

Петрялова. Упирающимся в молнию, он от тесноты, я думаю, скорее возбудится. Ощутишь эрекцию – выпускай.


Глухов. (встав за женщиной) Мне тебя наклонить?

Петрялова. Ох… я сама нагнусь. Так пойдет?

Глухов. Наклон приемлемый.

Петрялова. Когда ты войдешь в тонус, я лишнее с себя сниму.

Глухов. Это будет скоро.

Петрялова. Похоже… да, похоже, ты прав.


Действие седьмое.


У стола и за столом главной залы Лукинский, Полыгалов и Малышев. А также Кобова, Жмудина и Денисова.


Полыгалов. К сексу на открытых пространствах антипатию я не преодолел.

Лукинский. Это позорное пятно на твоей репутации.

Полыгалов. На школьном дворе я хотел себя утвердить. Около полуночи в нем пусто, и я сказал Насте: «лезь за мной». Через забор перелезть – не в квартиру войти. И под деревом отдаться – не в постели ноги раздвинуть. Если она на это пойдет, я смогу сделать вывод, что я ее действительно завоевал. А кто на такое способен? Лишь самый классный мужик.


Лукинский. Твои мысли и поступки во взаимосвязи передо мной предстали. Просто залезать среди ночи в школьный двор – тупость, но проникнуть туда вместе с девушкой для того, чтобы она своим согласием на секс подняла твое самомнение – принимается. Но я слышал, что ты заявил об антипатии. Это вынуждает меня предположить, что твой замысел, к которому не придерешься, почему-то исполнен не был. Рядом с вами кто-то объявился?

Полыгалов. Когда я уже собирался ей вставить, на территорию школы, ломая ворота, пожарная машина ворвалась.

Жмудина. А школа не горела?

Полыгалов. Мы не видели.

Лукинский. Естественно, вас же поглотила похоть. Близкое присутствие пожара замечаться на подобном взводе и не должно.

Полыгалов. Пожар отсутствовал.

Лукинский. Не вам говорить.