– Нет не ходила! – резко ответила Альбер и, посчитав, что странное интервью окончено, преодолела оставшиеся ступеньки и тут же чуть не упала от того, что Соломонов крепко перехватил ей руку, не давая ступить ни шага.
– И мочу на анализ ты не сдавала? – не унимался завпроизводством.
– Представь себе – нет! Удовлетворен?
– Значит ты не можешь утверждать, что у тебя есть какие-либо заболевания мочеполовой системы?
– Кость, тебя это сейчас больше всего волнует? – зашипела на него Альбер, пытаясь безрезультатно вырваться из цепкого мужского захвата.
– Не можешь?
– Не могу! У меня нет никаких заболеваний! Теперь отпусти меня!
– И цистита у тебя тоже нет?
– Цистита? При чем тут сейчас цистит, Костя? Мы теряем время!
– Ответь, мать твою, можешь ли ты утверждать о наличии у тебя такого заболевания как цистит?
– Нет! У меня нет никакого цистита!
– А тогда почему ты, мать твою, бежишь как угорелая! Куда ты бросилась?
– Да потому что я хочу смыться от сюда поскорее! Какого лешего мы тут застряли, надо делать ноги! – Соломонов отпустил Альбер, та вырвала плечо и поправила складки на рукаве. – К тому же мне от нервов чудятся всякие голоса. Я просто хочу поскорее убраться из этого места, у меня предчувствие чего-то страшного. Понимаешь?
– Предчувствие?
– Да.
– Насколько, мать твою, сильное предчувствие?
– Не поняла вопроса, – Оксана Игоревна начинала ненавидеть своего компаньона.
– Ну если считать по десятибалльной системе, где, ноль – это полная нирвана, а десять – это реальное присутствие Сатаны на расстоянии вытянутой руки, то во сколько баллов ты оценишь свое предчувствие?
– Кость, ты нормальный человек? У нас в руках больше семи миллионов, нам надо сматываться от сюда пока какой-нибудь случайный свидетель нас не увидит! – Альбер бросилась к выходу из цеха, но Соломонов опять ухватил ее за плечо и повернул лицом к себе.
– Я задаю вопросы и привык, мать твою, анализировать получаемые ответы.
– Ладно, – нетерпеливо вздохнула Оксана Игоревна. – Допустим – пять!
– Пять? Это мало, можешь расслабиться.
– А сколько, по-твоему, нужно?
– Шесть.
– Шесть?
– Шесть, – подтвердил Соломонов, немного подумав.
– То-есть, если по десятибалльной шкале предчувствий, где ноль – это нирвана, а десять – это реальное присутствие Сатаны на расстоянии вытянутой руки, я бы оценила свои предчувствия в шесть баллов или более, то ты бы забеспокоился и начал действовать оперативнее?
– Я бы прислушался к тебе и, возможно, заглянул за дверь в комнату мастеров, чтобы проверить – а нет ли там кого?
– Ты серьезно? – если бы Альбер не знала Соломонова, то решила бы что тот шутит или издевается.
– А по-твоему зачем я трачу время на, мать их, глупые вопросы? – чуть не вскричал Константин Олегович Соломонов. – Моими действиями руководит строгий расчет. Всегда. Я никогда не делаю чего-то просто так, я не делаю лишних движений, поэтому я на руководящей должности. Поэтому я, мать мою, на должности заведующего предприятием по изготовлению межкомнатных дверей. Поэтому я, чтоб ты знала, успешно управляю открытым акционерным обществом «Двери Люксэлит», мать их! Не этот параноик Шепетельников, а я! Я, мать мою, я! Я прекрасно знаю, что кому-то мои методы кажутся, мягко говоря, необычными, кто-то обо мне имеет мнение как о конченом наркомане с языком без костей. Я это, мать их, прекрасно знаю! – почти кричал Соломонов, попадая на обескураженную Альбер мелкой слюной. – Но зато я всегда ищу правду, нравится это кому-то или нет. Мой своеобразный подход к проблемам приводит к истинно правильным результатам. Только к правильным. Знаешь, мать твою, почему я не готовлю на праздничный стол селедку под шубой?