Девки уж и пол настелили и цветы в щели шалаша натыкали, вдруг слышат, ревёт их корова, как скаженная. Они кинулись вниз с пригорка, а Дочка пронеслась мимо них, точно не признала. Девчонки за ней, да куда уж им угнаться, потерялась она из виду. Покружились они по увалам, покричали, да и пошли домой сдаваться.

А Дочка пять вёрст через лес отмахала, потом по лугу неслась до старицы Оби и прямо в воду обожжённым выменем сунулась. Заревела, страшно так, прямо, как человек, да и кончилась от разрыва сердца.

Отсюда и повелось называть старое русло Дочкиным озером.

А про Ведьмин луг Данил помнил смутно. Вроде племена какие-то жили в тайге ещё до революции. И колдуньи из этих самых племён совершали свои злодейские обряды на пологом берегу Оби.

3.

Солнце стояло высоко. День выдался погожий, ветра не было.

Капельки пота стекали с лица прямо за шиворот старого военного плаща. Данил вышел на дорогу, проложенную телегой, и подался вверх по увалу, останавливаясь время от времени, если покажется сломанная близ обочины ветка или полёгшая трава.

Он не боялся ходить по лесу. С тех пор, как от него ушла жена, он топил своё горе в самогоне и бродил по лесу, пьяный и дурной, с утра до вечера. Часто забывал поесть и много думал. Думал о своей непутёвой жизни, о мечтах, которым так и не суждено было сбыться.

Он много учился, много работал, много… Сначала в техникуме, потом в институте. Утром горы книг, кипы бумаг. Вечером мазутные детали трактора. Ему прочили председательскую должность и, когда на выборах сельчане поддержали его кандидатуру, он некстати влюбился.

Познакомился в городе с милой доброй девушкой. Любовь застала его врасплох. Всё, что он умел и знал, всё, чего хотел, к чему стремился, перестало вдруг быть необходимым.

Света заслонила собой всё. Маленькая, лёгкая и смешная. Её всё время нужно было спасать. На неё нападали гуси, бодали козы. У неё поднималась температура от укусов комаров.

Даже теперь, спустя столько времени, Данил вспоминал об этом с улыбкой. Света была слишком молода, слишком беспечна. Она не собиралась на всю жизнь пропасть в деревне. Ей всё казалось временным. Она любила повторять: «Скоро начнётся совсем другая жизнь»! Он её понимал. Надо вырасти в деревне, чтобы полюбить её навсегда. Каждую улочку, каждое дерево, шумящую рощу за околицей, осенний запах догорающих костров, утренний клич петуха, размеренность и покой.

Он был готов согласиться с ней, плюнуть на всё. Самое главное ведь у него уже было…

В этот период и появились они – доброжелатели.

Как им удалось разорвать то, что спаяно навсегда, что не могло существовать по отдельности?

У него было всё: кучерявая макушка на груди, рыжие, всему удивляющиеся глаза, острые коленки, смех, слёзы, упрёки, горячий шёпот в ухо.

Однако чаще стали намекать ему на молодость и неусидчивость Светы. Мол, и дома – то её не увидишь. Спозаранку глянут в окно, а она в сером плащике уже летит на остановку. Данил и сам стал замечать её маяту без дела. Хоть и заступался за неё перед людьми, объяснял, что в городе у неё родители, друзья, всё равно понимал – ни к чему здесь душа её не лежит, всё ей было чуждо. Тогда он отпустил её…

Данил стал председателем. Он слишком долго шёл к этому, чтобы бросить всё и сорваться с места. Да и надеялись на него люди…

Неожиданно для себя он начал пить. Сначала дома, долгими одинокими вечерами. Потом он стал пить на работе. Каждый день, забитый чужими проблемами, разрушал его как личность. Каждый человек, входящий в его кабинет, уносил с собой часть его собственной жизни. Он шаг за шагом становился слугой, псом, который живёт для того, чтобы исполнять волю хозяина. А хозяев у него теперь было много, и жизни не хватит, чтобы осчастливить каждого. Самым страшным в его положении оставалась эта упрямая невозможность забыть Свету, даже огромное количество спиртного только на короткое мгновение глушило горькие воспоминания. Дошло до того, что он начал проводить беседы с деревенскими забулдыгами, гоняя их всякий раз в сельпо взять в долг косушку под честное слово представителя закона. Они и рады были стараться, денег у тунеядцев отродясь не было, зато на разговоры были горазды, что не пьянь- то несостоявшийся профессор, страдающий за идею. Жалел их председатель, равно как и себя. Умные люди, дельные слова говорят, не понимает их никто. Да кому же в деревне их понять – неучи сплошь, колхозники, одним словом. Если задумываться начнут – работа встанет, а этого допустить нельзя, тут, как говорится, не успел посеять, уже собирать надо, а проворонишь и собирать нечего будет. Замкнутый круг получается, да только выбился председатель из этой рутины, а что делать со свободой не придумал. Скоро и под честное слово перестали отоваривать его посыльных. Всё чаще он стал замечать косые взгляды тех людей, что ещё вчера с благодарностью крепко пожимали его руку, слышать свистящий шёпот за спиной.