Восьмидесятичетырехлетняя старушка уже неспособна была постигнуть такое. Она вообще лучше помнила, что было в 1955 году, чем то, что случилось вчера.

Она и нас, похоже, приняла за приятелей Рубцова.

– Дружил Рубцов с Колькой моим... – сказала она. – Такой паренек хороший...


Зато Николай Васильевич Беляков разговорился не сразу. Жизнь у него сложилась нелегко, да и не очень-то он готов был к разговору...

Хотя и слышал Николай Васильевич о Рубцове по радио, но настоящая слава поэта в конце восьмидесятых годов, похоже, еще не докатилась до Приютина.

Разговорился Николай Васильевич в парке, когда вспомнил вдруг – слышанное еще тогда, в пятьдесят пятом году – рубцовское четверостишие:

И дубы вековые над нами
Оживленно листвою трясли.
И со струн под твоими руками
Улетали на юг журавли...

– Ну, как жили? – рассказывал он. – Бродили, колобродили, по ночам не спали. Рубцов много рассказывал, стихи читал, вспоминал детство свое, какое оно у него было плохое – рано остался без родителей. У них было два брата: он и Олег...

– Альберт... – поправил я.

– Олег, по-моему... – сказал Беляков. – Он уже женат был, жил тут, в господском доме, у них там типа комнаты было... А Николай в нашем доме поселился, в общежитии. Я ему понравился, он мне понравился, в общем, подружились. Другие-то на Николая не обращали внимания, потому что он привязчивый был, все старался свои стихи прочесть... А у людей свои заботы... Ну, а нашел меня, так мы с ним частенько в этом парке сидели, разговаривали...

Часто Рубцов читал Белякову свои новые стихи.

Потом обязательно спрашивал: нравится?

– Нравится, – отвечал Беляков. – Нормально, конечно...

– Пойдем тогда, – говорил Рубцов. – Я еще тебе почитаю.

– Так и ходим всю ночь с ним... – рассказывал Беляков. – Можно сказать, частенько ходили... Поэму свою читал. В ней все с самого малого детства, как он из детдома. Про себя и про брата. Они как раз вместе и росли там. Кормиться было трудно, так они убегали с братом. В общем, читал там о каждой корочке хлеба. Рассказывал эту поэму очень долго... А вообще нормальный парень был. Дружбу любил настоящую. Не любил, когда изменяют ему... Он верил в человека...

Этот бесхитростный рассказ Николая Васильевича Белякова я записал на магнитофон, и только дома, перенося на бумагу, услышал громкие, порою заглушающие нашу беседу голоса птиц.

Такие же птицы пели здесь, наверное, и Николаю Рубцову...

3

В Государственном архиве Вологодской области, в фонде Рубцова, хранятся фотографии Таи Смирновой – красивой девушки, которые Рубцов сберег в своих бесконечных странствиях.

История этого юношеского романа Рубцова обыкновенна, почти банальна...

– Рубцов веселый был, – рассказывала Таисия Александровна, ставшая в замужестве Голубевой. – Такой веселый, ой! Выйдешь, бывало, на крыльцо, а он уже на гармошке играет. И на танцах играл. Тут парк такой хороший был, так народ к нам даже из города приезжал. Это сейчас он заросший. Но как-то у нас ничего серьезного и не было... Почему-то не нравился мне Рубцов... Девчонка была, чего понимала? Мы же не знали тогда, что он такой знаменитый станет. Ничего у нас с ним не было. В армию проводила, и все... А потом? Потом я встретилась с одним человеком...

Но это было потом, а перед уходом в армию Николай Рубцов подарил Тае две фотографии...

В «москвичке», с белым воротником, перепоясанный ремнем с неуклюжей, бросающейся в глаза пряжкой, девятнадцатилетний Рубцов крутит в руках травинку и смотрит прямо в объектив фотоаппарата.

Через несколько дней ему идти в армию. Но это не пугает его. Растерянности нет в его взгляде. Здесь, в Приютине, его будут ждать родные, друзья, любимая девушка...