Полина ещё не дала согласия на продажу, но согласие его и не интересовало. Юрист повёл было речь о процедуре оформления сделки, о том, кто возьмёт на себя бремя расходов и прочей казуистике. Как известно, донецкие порожняк не гонят, и Решительный (а он, кстати, и не представился) прервал эту бодягу:

– Понял. Значит так, – и он стремительно расстегнул молнию на сумке, – здесь двести пятьдесят штук зелёных. Это на всё. Я так понимаю: ты – юрист. Вот и подмажь кого надо. Будут волокитить – звони, – он вытащил из нагрудного карманчика сорочки визитку, на которой значилось: Эльвира Сидоровна и номер телефона. – Это моя жена. Оформлять на неё и связь через неё. Понятно?

Он поднялся, поставил сумку на стул, вытащил оттуда десять пачек зелёных денег, бросил на стол и стремительно застегнул молнию:

– Это задаток. И на расходы. Остальное – в обмен на документы. Через десять дней.

У такого всё схвачено, за всё заплачено. На земле крепко стоит: не боится таскать с собой четверть миллиона баксов (видать, сэкономил на обедах в заводской столовой). А тут какие-то киевские путаются под ногами. Ничего, скоро они будут ездить в центр на экскурсии.

Александр не промолвил и слова и на прощание руки не подал. Хватких мужиков без роду-без племени, мгновенно переходящих на «ты» и попутно обшаривающих твои карманы, не любил сроду. А этот был роскошным воплощением ненавистного типажа. Ничего, за пропуск в Киев он заплатит. И за ту дозу заразы, которую принесёт с собой в эту квартиру, в этот дом, на Крещатик, в сам Киев. Аминь!

Как известно, прозрения не приходят по расписанию. Сколько ни зови. Впрочем, любовь тоже. Они являются тогда, когда человек утрачивает возможность пребывать в системе обычных координат. В Донецке много жителей, больше миллиона, но, вполне очевидно, что ни одному из них ни разу не пришло в голову заменить первую букву в названии своего города, чтобы прозреть его нынешнюю суть. А киевлянину пришло. Конецк он для киевлянина, несмотря на наличие в Донецке весьма достаточного количества приличных граждан, которых там явное большинство, и это явное большинство имеет все основания не менять первую букву в названии своего города. Но вот активное меньшинство, которому уже тесно в Донецке, потому как там они под себя уже всё подмяли и потянулись за новой добычей в Киев, Александр отныне будет называть «конецкими».

Вот так, падая на хорошо и давно подготовленную почву, и возникла сама идея.

Мимо скамеечки сновали недобитые киевляне, милые девушки из пригородов демонстрировали киевским юношам аппетитную приманку в виде открытых полосок тела на голых пузиках, да те не очень-то клевали, а пятидесятилетние мужики клевали, но больше думали о пиве.

И вдруг… О чудо! В конце бульварчика раздался желанный звук. Александр встрепенулся, ведь единственная настоящая радость – это начало. Он ринулся навстречу. Но на этот раз судьба не собиралась посылать ему милую улыбку: она зевала, почёсывая ноготком безымянного пальца за ушком.

К своему дому Александр подходил осторожно и совсем с другой стороны, нежели в прошлый раз. Оттуда, где некогда находился сиротский приют, а теперь размещалась какая-то городская техническая служба. Маленький ухоженный дворик нависал над его домом, образуя верхнюю террасу, откуда открывался великолепный обзор подъезда.

Притаившись за стволом могучего вяза, Александр оставался незамеченным для двух парней. Оба – старые знакомцы: сегодняшний утренний преследователь и вчерашняя «единичка». Поскольку вход в его двор был возможен с двух сторон, они разделили обязанности.