– Вынужден разочаровать: на сей раз нюх разведчика вас подводит. Лично я к танцовщице Мате Хари давно охладел, если только наши отношения с ней интересуют вас как профессионала.

– Охладели? Мы так не считаем, если учесть навязчивый интерес этой особы к английскому посольству и старой доброй Англии. Есть все основания считать, что он подогревается именно вами, Канарис. Чем холоднее вы воспринимаете ее как женщину, тем пылче интерес к ней как к шпионке.

– Вас удивляет интерес актрисы к Лондону? – пожал плечами Канарис. – А куда еще отправляться танцовщице, покорившей Мадрид, Париж и Берлин, если не в Лондон?

– С этим можно было бы смириться, если бы мы знали ее лишь как агента французской разведки.

– То есть как агент французской разведки вам она уже известна?

– Само собой разумеется.

– Вот видите, а для меня это новость.

– Не лукавьте, Канарис. Вербовка Маргарет французами действительно оказалась для вас неожиданностью. Но это уже в прошлом. А вот то, что французы завербовали эту неутомимую бордельную танцовщицу, не догадываясь, что она работает на германскую разведку, – это уже пикантно.

– Однако ни у вас, ни у французов достаточных доказательств того, что Маргарет Зелле танцует под аккомпанемент германской разведки, нет.

Прежде чем ответить, О’Коннел проводил взглядом какого-то испанца – судя по его поясу и крестьянской одежде, баска, – который, проходя мимо окна, приподнял широкополую шляпу и вытер лицо розовым платочком. При этом они встретились взглядами: контакт состоялся.

Еще через несколько мгновений англичанин взглянул на карманные часы и предложил Вильгельму перейти в небольшой ресторанчик «Карильон», располагавшийся неподалеку, на небольшой площади у старинного собора.

– Фиесты устраивать мы не станем, но самое время утолить жажду.

Канарис не возражал; действительно, самое время поговорить за стаканом вина.

– Вы ведете скучный образ жизни, Канарис, – сказал англичанин, усаживаясь за свободный столик, стоявший между двумя толстыми колоннами, за которыми чернело чрево богато орнаментированного камина – большой редкости для испанских ресторанчиков.

– Не стану оспаривать.

– Скучный и скудный. Уже хотя бы потому, что вас ни разу не видели в этом ресторанчике.

– Дай-то Бог, чтобы на этом список моих прегрешений завершался. Маргарет Зелле, насколько мне известно, тоже не навещает его, – деликатно напомнил капитан-лейтенант о причине их встречи.

– Этот она пока что не навещала, тут вы правы.

– По крайней мере, так утверждает безликий тип, с которым вы общаетесь через окно «Банка ди Рома».

– Кстати, мы не стали разочаровывать наших французских коллег по поводу Маргарет и ограничились лишь мимолетным намеком.

– …Которому, однако, не доверились даже легкомысленно-доверчивые французы.

– Они тоже устроили слежку за ней, но все еще мало преуспели в этом.

– А вы, мистер О’Коннел?

Возможно, англичанин и собирался что-то ответить, но в это время приземистый седовласый официант подошел к их столику, мельком осмотрел посетителей и, распознав в них иностранцев, произнес по-английски:

– Мясо молодого быка, красное кастильское вино и много сыра. У нас это называется «обедом матадора».

– На обед матадору подают яйца убитого им быка, – напомнил ему Британец. – Или, может, я что-то путаю?

– Когда устраивают фиесту по поводу большого боя быков. Но вы мало похожи на матадора.

– Это уж как взглянуть на бой быков. И потом, кто знает, не придется ли вскармливать быка «прелестями» матадора…

Испанец вяло улыбнулся.

– Итальянцы обычно требуют еще и спагетти. Однако англичане предпочитают завершать подобные пиршества обычной яичницей, щедро усыпанной кусочками куриной грудинки.