У Канариса сразу же закралось подозрение, что французы сами пытались перепродать Мату Хари своим союзникам, чтобы с их участием наполовину сократить собственные расходы. Слишком уж достала их своей жадностью эта жрица элитных салонов. Однако англичане не только не спешили оплачивать парижские похождения стареющей голландской проститутки, но и принялись тщательно отслеживать каждый ее шаг, пока, наконец, не установили, что она встречается с давно засвеченным ими германским агентом, на которого они ловили теперь германские «источники», что называется, на живца.

Прибыв в Париж инкогнито, с паспортом аргентинского торговца, Канарис устроил встречу с Маргарет на одной из известных в городе «квартир для негласных деловых встреч» – в этаком мини-борделе. Именно там, предаваясь греховным утехам, капитан-лейтенант от шпионажа попытался узнать святую правду о французской вербовке из тех же уст, которые с безбожной неутолимостью ласкали его «источник жизни». Однако женщина упорно молчала, даже не догадываясь о том, на какой опасной грани предательства и смертельной игры с тремя разведками сразу она оказалась.

– …Но, как вы понимаете, – проговорил Вильгельм, когда «храмовая танцовщица» в конце концов оставила в покое его безжизненно увядший объект развлечений, – я прибыл сюда не ради наших постельных экзальтаций.

– Еще пару лет назад подобное признание повергло бы меня в ярость, – и танцовщица припала к бутылке шампанского прямо в постели.

– Что же произошло?

– Мудрею, мой капитан-лейтенант, мудрею.

– И в чем же это проявляется? – усомнился в подобной трансформации Канарис.

– С годами я стала настолько мудрой, что после вашего неуважительного постельного признания даже не снизойду до упреков.

– И как давно постигло вас это благоразумие? – Сидя в постели, он следил, как пенистая струйка шампанского прокладывала себе путь от подбородка вниз, растекаясь по жировым складкам полнеющего живота и рыжеватым лобковым зарослям.

– С годами я стараюсь умнеть.

– Настолько, чтобы и самой предаться покаянным признаниям?

– Это ты о чем, милый? – беспечно поинтересовалась голландка, поудобнее укладывая копну своих длинных черных волос на его бедре. – Неужто о моих невинных парижских прегрешениях? Так ведь после каждого из них я регулярно исповедуюсь перед приставленным ко мне тевтонцем. И сведения, которые ты получаешь…

– …Никакого интереса для германской разведки не представляют, – жестко осадил ее Канарис. С интимной частью встречи было покончено, и теперь рядом со шпионкой-танцовщицей находился ее работодатель, ее босс.

– Шутить изволите, мой капитан-лейтенант? – спокойно восприняла эту его «иглу под ноготок» Маргарет.

– Какие уж тут шутки! Ни военные, ни политики ничего достойного внимания в ваших донесениях, как правило, не находят. Все на уровне великосветских сплетен. Забавных, любопытных, но в военно-политических делах совершенно бесперспективных. Хотя вы уже трижды проходили самый тщательный инструктаж.

– Сладострастные минуты ваших инструктажей я постараюсь запомнить до конца своих дней…

– Советую серьезнее отнестись к тому, о чем мы с вами сейчас беседуем, – холодно предупредил ее германец.

Маргарет на минутку приподняла голову и, скосив свои бирюзовые глазки, выжидающе посмотрела на Канариса. Он, понятное дело, слегка темнил: кое-какая полезная информация сквозь ее агентурные словеса все же просачивалась. Однако женщина поняла, что ставки ее в германской разведке начали резко падать.

– Может, вы даже хотите отказаться от сотрудничества со мной? – с вызовом поинтересовалась она.