Съев именно эти две булочки, Миша ничего не заметил, попросил ещё, но друзья стали хохотать, показывать на него пальцем, хватаясь за живот.

Он долго не мог понять – в чём дело? И тут ему открыли правду, за что он очень обиделся на сверстников, с тех пор перестал есть вне дома.

В этом, как и во всём, ощущалась его жадность к жизни, порой из-за спешки он не обращал внимания на мелочи, на неудобства, боль…

Боль и неудобства преследовали его всегда. С ранних лет он задумывался о несправедливости жизни. Как так: одним всё и сразу – ум, красота, карьера, известность, уважаемые родители, любовь друзей и противоположного пола. А ему – неброская внешность, неизлечимые недуги, в придачу комплекс неполноценности и насмешки окружающих…

Есть некие весы, на одну чашу которых Бог кладёт все недостатки, страдания, неустанные поиски, на другую – талант и умение трудиться до умопомрачения. «Талант и труд – всё перетрут» – гласит народная мудрость. Впрочем, некоторые не хотят трудиться, а хотят получать всё и сразу. Порой они с виду вполне благополучны, но копни чуть глубже, и мерзость полезет наружу…

Тем не менее, такие не убиваются от своей внутренней убогости, живут припеваючи до самой смерти, оставляют потомство и… жалкую память о трудах своих, а, порой, ничего не оставляют, кроме долгов и сожаления при упоминании об усопших.

Михаилу Бог положил на весы много талантов, которые он в свою очередь спешил реализовать. И делал это, но совершал немало необдуманных поступков, часто экстравагантных и даже злых.

В нём будто сидело два разных человека. Один звал к добру и высоким идеалам, этот человек любил жизнь и людей, обожал искусство. Другой – обиженный судьбой, задавленный болью и нестерпимыми страданиями, толкал на колкости, жёсткие шутки над друзьями, близкими людьми, дорогими сердцу женщинами.

Некоторые утверждали, что Лермонтов в человеческом облике «не совсем человек, а существо иного порядка, иного измерения, заброшенного к нам из каких-то неведомых пространств…»

И тут Лермонтову память услужливо представила случай с Катенькой Сушковой, которая ему нравилась в подростковом возрасте.

Это было накануне её предстоящей свадьбы, которую таким образом он умудрился расстроить, показав жениху, что у него с Катериной якобы есть отношения.

Всячески являя ей свою любовь, которую вначале она отвергала, а он не хотел отступиться из-за уязвлённого самолюбия, и так искусно ухаживал за Катей, что она поверила и откликнулась на его притязания. А после расстройства свадьбы, посмеялся над ней, порвав отношения…

С этой, в общем-то, детской неблаговидной картиной рисовались и другие. Не зря современница вспоминала: «У него был злой и угрюмый вид, его чёрные глаза сверкали мрачным огнём, а взгляд был таким же недобрым, как и улыбка, пронзительно впиваясь в человека или сверкая, как удары молний…Трудно было выдержать этот насквозь пронизывающий взгляд, который имел магическое влияние».

Этот чёрный человек сидел в нём и требовал жертв. Михаил, будучи на голову умнее своих незадачливых оппонентов, доводил их до бешенства, отчего слыл жестоким и безжалостным человеком.

Но вот незадача: знавшие близко его люди, не считали его плохим. Они любовью гасили в нём агрессию, которая куда-то уходила, возникала обнажённая сущность подростка: ранимая, глубокая и нежная.

При жизни он также часто удивлял своей умудрённостью многоопытного старца.

Теперь, пребывая в состояния душевного покоя на фоне божественной природы, моря и гор, равнин и полесья, как в среднерусской полосе, имел возможность творить, осуществляя новые задумки.