Рабочее братство сильно поколебали годы репрессий, воспоследовавших за убийством в 1934 году С. М. Кирова. Откликаясь на эти события, мемуары Г. А. Калиняка наполняются гневным обличением Сталина, которого, тем не менее, автор судит на редкость умно и непредвзято, с учетом будущих заслуг, во многом обеспечивших победу в Великой Отечественной войне. В такой трактовке, конечно, кроется секрет популярности имени Сталина до сего дня. Победы, как известно, покрывают очень и очень многое. И вопрос о цене победы неизбежно отходит на второй план, доставаясь на обсуждение больному, слабому потомству.

Тема войны, занимающая центральное место в истории России ХХ в., сохраняет его и в истории жизни Г. А. Калиняка. С проходной завода «Электросила» он в 1941 году ушел на войну, и туда же через четыре года в рядах 63-й гвардейской стрелковой дивизии вернулся награжденный двумя медалями «За отвагу» и медалью «За оборону Ленинграда» старший сержант Калиняк.

Сегодня, когда напечатано множество мемуаров, передающих события войны без ретуши официоза, трудно, кажется, ожидать чего-либо нового от фронтовой «кочки зрения» простого солдата. Тем не менее, воспоминания Г. А. Калиняка содержат интереснейшие подробности формирования дивизий народного ополчения, их участия в боях по защите Ленинграда, простые и страшные факты, говорящие об условиях жизни солдат и населения блокадного города.

Ему повезло, как он сам об этом многократно пишет. Вообще, в воспоминаниях Г. А. Калиняка мы не найдем описаний выдающихся подвигов. Его война – это прежде всего немыслимый, превосходящий человеческие силы труд, «просто трудная работа», как писал М. Кульчицкий: тонны перелопаченной в обороне земли, сотни отмеренных натруженными ногами в наступлении километров.

И все же перед нами обыкновенный герой. Раненый менее чем через неделю после начала боев, он, однако, не эвакуировался в тыл, а остался долечиваться в осажденном Ленинграде. Как он сам бесхитростно поясняет, «из чувства привязанности к родному гнезду». Но было и другое, более глубокое и сильное чувство, и это было ощущение дезертирства перед лицом опасности, не позволившее ему уехать их прифронтового города в глубокий безопасный тыл. Вот это, собственно, и называется героизмом и высокоразвитым чувством гражданской ответственности.

Но героизм этого советского человека был очень русским по духу, неброским, как писал Толстой, чуждым всякой позе, всякому фразерству, всякому желанью славы и отличий. Этот героизм питался любовью жертвы за други своя; недаром в записках находится место только одному факту награждения медалью «За оборону Ленинграда» – города, которому с юности было отдано сердце Г. А. Калиняка – и совсем не упоминается о награждениях самой почетной солдатской медалью «За отвагу».

То, что каждый день в блокадном Ленинграде был подвигом, давно стало расхожей фразой. Но даже в череде этих дней бывали такие, которые иначе как концом света не назовешь. На долю отдельно взятого солдата их обычно выпадало не так много, потому как очень немногие переживали даже один из таких дней. Георгию Александровичу довелось участвовать в тяжелейших боях на Невском Пятачке у д. Арбузово в июле-августе 1943 года. О масштабе наших потерь дают представление такие его строки: «От полка в две с лишним тысячи человек осталось триста, это если считать солдат и офицеров тыловых подразделений». И там, как он пишет в первом варианте своих записок, он спас жизнь десяти раненым.

Работа «братом милосердия» наводит мысль сержанта Калиняка о нелегком труде девушек-сандружинниц, которым уделено немало строк, проникнутых тронутым горечью утрат лиризмом. Вообще, тема женщины в его воспоминаниях занимает особое место; из отношения к Женщине виден огромный потенциал нерастраченной любви и нежности, чуждой, если можно так выразиться, всякой вещественности, утоленности чувства и тем более пошлости. Даже краткие упоминания о фронтовых романах окрашены у Георгия Александровича пронзительным чувством эфемерности счастья, когда «любовь, война и смерть» очень недолго ходили рука об руку.