Дверь вагона распахнулась, и толпа на железнодорожной станции Сэлвидж хлынула вперед, стремясь увидеть прославленную мисс Венис Лейланд. Но когда наверху короткой лестницы вместо одной леди появились две, все остановились, как сбитые с толку овцы, потому что невозможно было определить, кто из них двоих Венис Лейланд.

На обеих были яркие нарядные платья, обе носили шляпы. Та, что помоложе, брюнетка, была немного неряшливой, ее черные густые локоны в беспорядке падали на спину, а опрятные кудри блондинки слегка касались ее круглых румяных щек. Обе были симпатичными. Стройная светлокожая девушка, возможно, казалась более изящной, но блондинка с мягкими изгибами и розовой кожей – более женственной.

Первой по ступенькам спустилась блондинка, оставив брюнетку наверху. Первой, наверное, должна спуститься мисс Лейланд. Толпа неуверенно зашевелилась.

– Привет, Сэлвидж! – хриплым, низким голосом крикнула маленькая темноволосая леди, шагнув вперед, и над толпой повисла тишина. – Как насчет праздника?

«Привет?» Никаких доказательств больше не требовалось. «Лига женских радостей Сэлвиджа» – все леди как одна – двинулась вперед, чтобы окружить самую прекрасную, самую белокурую «мисс Лейланд».

Спустя два дня Венис, сидя в баре «Золотой жилы» перед тарелкой остывающей яичницы и постукивая пальцами по столу, смотрела на Тима Гилпина.

– Ваша мать умерла, когда вам было?.. – говорил редактор.

– Я была ребенком.

– И все же хотя ваш отец – один из самых завидных холостяков страны, память о вашей матери удержала его от повторной же…

– Довольно, мистер Гилпин, – оборвала его Венис. – Я ответила почти на все ваши вопросы. Я сделала это, твердо веря, что мои слова будут должным образом отредактированы, чтобы исключить любое нелепое представление обо мне, которое вы хотели бы создать, ибо прежде я уже становилась объектом нежных состраданий прессы. Я сделала одолжение, побеседовав с вами, и теперь ожидаю от вас того же. Где записи моего дяди, касающиеся счетов Фонда Лейланда?

– Мисс Лейланд, это вовсе не означает, что кто-то желает активно воспрепятствовать вашим попыткам разобраться в финансовом положении Фонда Лейланда в Сэлвидже, – укоризненно сказал Тим.

Венис оперлась изящными руками о стол и наклонилась вперед так, что ее нос оказался на расстоянии ладони от носа Тима.

– Мистер Гилпин, – промурлыкала она, – извините меня, если я выскажу кое-что, мало похожее на доверие к вашему убеждению, но с момента моего приезда в этот город мне препятствуют постоянно. Сначала я обнаруживаю, что дом моего дяди занят скунсом, который после вежливого выселения оставил после себя устойчивое ароматное напоминание, делающее дом совершенно непригодным для проживания. Затем, когда я ищу жилье, я нахожу, что у милых «радующихся леди» города нет ни одной кровати, которой они могли бы поделиться, и единственный найденный всеми выход – это отправить меня обратно в Денвер. Только «безнравственная» мисс Кейти Джонс с готовностью предложила мне приют.

– У нее много комнат, – пробурчал Тим. – Или по крайней мере много кроватей.

– А теперь, – не обращая на него внимания, продолжала Венис, – теперь, мистер Гилпин, я узнаю, что ни одна душа – и здесь, мистер Гилпин, я делаю огромное послабление, приписывая наличие души существам, вряд ли водящим даже шапочное знакомство с мылом, – ни одна душа в городе не имеет даже смутного представления о том, куда уехал мой дядя, где его записи или хотя бы где находится счет Лейланда!

Редактор выглядел жалким, но информацию ей выдавать не собирался.

– Мистер Гилпин, – глубоко вздохнув, изменила тактику Венис, – я никогда еще не оказывалась в таком трудном положении, разыскивая утраченные сведения.