– Всё нормально, девушка, спасибо!

И кинулся к своему товарищу, набросил его руку на своё плечо.

– Игорёк! Я вернулся. Надо вставать. Ну давай! Слышишь?! Вон машина.

Кряхтя, взвалил Озерова на себя, помог ему сделать два шага до раскрытой дверцы, усадил на сиденье.

– Вот так. Через пять минут будет тебе врач. Слышишь? Врач!

– Товарищ майор! – Люба схватила его за рукав.

Сапожников торопился, он хотел отмахнуться от неё. Но их взгляды встретились, и он не смог отмахнуться: несмотря на волнение и спешку, он на миг залюбовался девушкой.

– Скажите, пожалуйста, что с ним?! – спросила она.

– Не знаю. Температура подскочила. Извините, надо ехать.

Он захлопнул дверцу и пошёл к водительскому месту, а девушка – за ним.

– Простите, товарищ майор!

Сапожников уселся за руль и глянул на неё: мол, что? Она порылась в своей сумочке, извлекла визитницу и протянула ему одну из карточек.

– Вот, будьте добры, передайте её Игрою. Скажите, что от Любови. Это не моя карточка – моего агента, но он знает, как со мной связаться.

Сапожников понял, что это не просто сердобольная прохожая, а знакомая Озерова, и взял карточку. Кивнул, ещё раз взглянул на красавицу, увидел её неподдельное беспокойство. Потом он помчал свою машину к ближайшей ведомственной поликлинике, где на прошлой неделе Озеров проходил медкомиссию и был признан «практически здоровым».

– Ну и кто это был?! – взвизгнул Олег.

Люба не смотрела на него, она провожала глазами машину, увозившую Игоря, и ей отчаянно хотелось тоже быть в той машине. Минутная встреча потрясла её. Из настоящего, реального, Люба перенеслась в прошлое, в свои воспоминания. Она узнала Игоря, конечно, хотя он сильно изменился. А она сама? Ей двадцать девять, скоро юбилей… А тогда было восемнадцать. Как он сказал – «виноградинка»? «Виноградинка». Помнит, значит, вояка! Кстати, уже целый подполковник!.. Заболел он. Господи, что с ним?

Олег опустил руку на её плечо.

– Ау! Ты со мной?!

Она поджала губы, чуть погодя отозвалась:

– С тобой, с тобой! Подожди ты, дай опомниться!

Он потянул её за руку, и они продолжили путь к его автомобилю. Олег ждал объяснений.

– Зачем ты к нему полезла?!

– Человеку плохо, а ты всё со своими шуточками! Это мой старый друг Игорь Озеров. Жили мы раньше по соседству, знакомые общие были, всё такое.

– «Это мой старый друг!» – передразнил Олег. – Звучит, как «Это последний русский, Серёжа!» А карточку зачем дала?

– Если позвонит, узнаю, как самочувствие.

– Если позвонит…

Он хотел продолжить: «шею ему сверну», но не стал, потому что знал, что не свернёт: во-первых, никогда в жизни не дрался, во-вторых, этот Игорь был из другой весовой категории. Олег нервничал.

– Что ты заводишься? Мне что, надо было мимо пройти? И вообще, если бы тот майор не объявился так скоро, то мы бы с тобой сами Игоря в госпиталь отвезли. Или хотя бы «скорую» вызвали.

– Кстати, откуда ты знаешь, что он майор?

– Я разбираюсь в погонах, – сказала Люба и подумала: «Игорь сам меня научил».

– Откуда? А в чём ты ещё разбираешься, о чём я не подозреваю?

Ему не нравилось это мечтательно-задумчивое выражение на её лице. Но вот Люба стряхнула с себя задумчивость и заговорила в своей обычной чуть насмешливой манере:

– Олежка, ну нельзя быть таким ревнивым. Помнишь классика: «В ревности одна доля любви и девяносто девять долей самолюбия»?

Олег раздражённо махнул рукой. Игорь – не лично, конечно, а как представитель военного сословия – был воплощением всего, что Олег презирал и чего побаивался. Это армия, от которой он благополучно откупился, это хождение строем, безропотное повиновение, одинаковая одежда, бритые головы, эта грубая физическая сила в сочетании с невежеством… Это воплощение насилия государства над личностью, диктатура, «имперские амбиции», «Большой Брат», ГУЛАГ, «подвалы Лубянки», «ментовский беспредел» – много-много было таких понятий в сознании Олега. Они были словно написаны на кусках пенопласта и накиданы, как в аквариум, в голову, где плавали по поверхности сознания, не углубляясь, но захламляя его. Армия, милиция, бывший КГБ – они казалось Олегу примерно одним и тем же, и все были одинаково страшны и отвратительны. Ему даже странно было, что военный говорил с ними на одном языке, а не отрывисто рявкал какие-то куски слов. И уж совсем дико, что Люба прикоснулась к одному, заговорила с другим – в глазах Олега её действия приравнивались к контакту с инопланетными существами, опасными и кровожадными.