– Ладно тебе, сестра, – проговорил он. – Ты разве не знаешь, что это Геракл?

– Да будь он хоть наш отец, сам Податель бурь, я бы пристрелила его за покражу моей лани.

– Понимаю, – произнес Геракл смиреннейше. – Это чудовищное святотатство, но я связан словом с царем Эврисфеем, и это он приказал мне изловить животное. Волею Геры подчиняюсь я Эврисфею.

– Волею Геры?

Аполлон с Артемидой посовещались. Отношения с детьми Зевса от других женщин[42] были у Царицы неба в лучшем случае натянутыми, и жизнь близнецов легче от этого никогда не становилась. Помочь ее врагу показалось им забавным.

Артемида обратилась к Гераклу.

– Можешь идти своей дорогой, – молвила она. – Но как покажешь мою лань при дворе в Микенах, сразу же верни ее в родную среду.

– Мудрость твоя равна твоей красоте, – сказал Геракл.

– Ох батюшки, – произнес Аполлон. – Такая вот лесть – совсем не путь к сердцу моей сестры. Проваливай.

Эврисфея потрясло, что Геракл вернулся с этим великолепным животным, и объявил, что вот она, жемчужина его личного зверинца. Помня о своем обещании Артемиде, Геракл откликнулся:

– Само собой, мой царь. Иди же сюда, она твоя.

Эврисфей приблизился, и тут Геракл под прикрытием своей накидки из шкуры льва резко ущипнул лань за круп. Эврисфей скакнул, чтобы поймать ее, когда она загарцевала, но лань резко вскрикнула и унеслась прочь, высекая искры из каменного дворцового пола медными копытцами.

– Ты провалил эту задачу! – взревел Эврисфей.

– Государь, я доставил лань, как и договаривались, – возразил Геракл. – Очень жаль, что тебе не хватило прыти удержать ее, но я за это не в ответе. – Тут он обратился к придворным: – Я же выполнил все, что от меня требовалось?

Ропот согласных голосов не дал Эврисфею излить свои истинные чувства.

Временами Гераклу все же удавалось явить нечто, близкое к подлинной хитрости.

Далее Гераклу велели привести в Микены живьем исполинского вепря, что разорял окрестности горы Эриманф в Аркадии.

Сам по себе этот подвиг не был величайшим испытанием для Геракла, и пересказывать его вряд ли стоило бы вообще, если бы не одна частность. Она не только показывает, до чего неуклюжим и непривлекательным может быть Геракл, но и, можно с осторожностью считать, стала первой в череде обстоятельств, приведших к ужасной смерти героя.

Привычки вепря Геракл решил выведать у своего друга – жившего неподалеку кентавра ФОЛА. Потомство ИКСИОНА и богини облаков НЕФЕЛЫ[43], кентавры – гибридная порода. От головы до талии это человек, а вот ниже – целиком конь. Искусные лучники, свирепые и смелые воины, однако часто злобные, буйные и похотливые, если выпьют. Громадное исключение – ХИРОН, мастер врачевания, мудрый наставник АСКЛЕПИЯ[44], а позднее и Ясона с АХИЛЛОМ, а также друга Геракла Фола. Хирон – бессмертный отпрыск Кроноса и океаниды ФИЛИРЫ, тогда как смертного Фола породил СИЛЕН, пузатый спутник Диониса, с некоей мелией, нимфой ясеня. Фол отсоветовал Гераклу ловить Эриманфского вепря до зимы.

– Лови его, когда в снегу увязнет, – так лучше всего, – сказал кентавр. – Иначе он тебя растопчет в лоскуты. А пока, может, поживешь у меня в пещере?

Геракл такому приглашению только рад был. Однажды ночью после ужина он приложился к каменному кувшину с вином. Ему неоткуда было знать, что это вино – общая собственность всего племени кентавров. Запах вина привлек других кентавров, и они явились за своей долей. Вспыльчивого Геракла это вывело из себя (возможно, и то, что сам он был навеселе, сыграло свою роль), и началась некрасивая ссора. Ссора переросла в потасовку, а потасовка – в смертоубийство: Геракл разразился градом стрел, наконечники у которых, как вы помните, были смочены в смертельно ядовитой крови гидры