Я уверенно двигалась в сторону, противоположную центральной площади, но пока не заметила ничего похожего на лавку, в которой можно было бы обменять платье на деньги и что-то попроще. Зато на улице прибавилось прохожих, которые с интересом пялились на нас, но подходить не рисковали.
– Тогда он ваш старший брат? – предположила.
– Всего лишь хороший знакомый отца.
– Знакомый отца? И какой мне толк от мужа, из которого уже сыплется песок?
– Не преувеличивайте, Эстефания. Могу я вас так называть? – После моего кивка он продолжил: – Графу Нагейту до посыпания дорожек еще далеко. Ему всего лишь тридцать семь.
– Тридцать семь? – воскликнула я с ужасом, которого не испытывала, но должна была испытывать Эстефания. – Да он еще старше короля!
– Вы так говорите, словно его величеству пора на кладбище, – ехидно отозвался Диего.
– На кладбище, может, и не пора, но уютное место под могилку присматривать стоит. Подданные, знаете ли, так и норовят похоронить где попало, а покойникам нужно уединение. И возраст у него уже такой, что время подумать о вечном. Заказать усыпальницу на свой вкус, а не на вкус наследников.
– Не нравится вам наш король, Эстефания?
– А вам бы понравился тот, кто собирался без вины отрубить вам голову?
– Так уж без вины?
– Я его не травила, – ответила уверенно, – кроме меня, там еще предостаточно подозреваемых. Во дворце толпа слуг. А фрейлины при королеве-матери? Так почему я? Как самая удобная? Раз – и с Эрилейскими покончено одним взмахом топора. Не этого ли добивался его величество?
Диего выглядел не возмущенным моей непочтительностью к монарху, а удивленным. Как выяснилось, у него были на то основания.
– Ни слуги, ни фрейлины, ни вообще все, кто постоянно допущен ко дворцу, не могут навредить королю. Они же под клятвой. Неужели вы это забыли, Эстефания?
– Это прямо они не могут. А оставить где-то яд – вполне.
– Вы еще скажите, что Теодоро Второй взял этот яд и отравил себя сам.
– А почему нет? Он же не отравился? – Я была сама невозмутимость.
Странное дело, клятва помешала мерзкому Бласкесу отравить короля лично, но не помешала подсунуть яд мне. Конечно, существовал вариант, что он действовал в сговоре с королем и целью было как раз устранение последней герцогини Эрилейской. Но мне показалось, что наш блистательный король был уверен, что именно я на него покушалась. Хотя за столько лет он мог научиться безупречному лицедейству.
– Да с вами страшно разговаривать. Того и гляди обвинят в государственной измене, – заметил Диего.
– Так и не разговаривайте. Покажите, где я могу продать это платье и купить другое, и можете быть свободны. – Я величаво кивнула, надеясь, что таким поведением честь герцогов Эрилейских не опозорю.
Правда, если верить блистательному величеству, чести этой было не так чтобы уж очень много – слишком уж характерный пассаж про запятнанность. Но в памяти ничего подобного не находилось, там предки Эстефании сияли, словно бриллианты в королевской короне.
– То есть вы точно намерены бежать? – удивился Диего. – Но куда?
– Не знаю, пока не решила. Главное, подальше отсюда.
Эстефания могла посоветоваться только с тетей. Я же… На меня внезапно нахлынуло осознание, что я никогда больше не увижу близких людей: маму, сестру с племяшкой и двух замечательных подруг, которых мне подарила судьба, – Карину и Аню. Отец умер год назад, и на его могилу я тоже никогда не приду. Разве что Эстефания, если поймет, насколько важным для меня было это место…
– Эй, что случилось? – испуганно подскочил ко мне Диего. – Эстефания, только падать в обморок не надо, ладно?