– Ну, – поторопил он.

– Ты должен иметь в виду, что о том, что я сейчас скажу, не знает пока никто, кроме августа.

Эжен кивнул.

– Сквозь эти стены подслушать нельзя, – сказал он.

– Так вот… – Фабрис наклонился к нему. – Принц Рудольф не казнён, – почти что шёпотом произнёс он.

– Что?.. – переспросил Эжен, который сразу же оценил весь масштаб новости, которую только что узнал. Принц Рудольф должен был погибнуть у буйствующей толпы на глазах – иначе никак. Иначе всегда останутся те, кто верит, что он жив, и кто пойдёт против августа с его именем на устах.

– Что слышал, – тихо продолжил Фабрис. – Мне доложили, как распорядителю дворца, что он найден мёртвым в своей камере. Времени было пять часов утра, меня подняли с постели, мне стал одеваться, спуститься в подвал… Одним словом, вся дорога заняла почти час. До казни оставалось совсем чуть-чуть. Я шёл и думал, что теперь делать: это же скандал. Потом решил, что мы попросту вынесем на площадь его неподвижное тело и обезглавим, люди удивятся, но никто ничего не поймёт, но…

– Но? – Эжен стиснул подлокотники кресла.

– Но, когда я добрался до нужного этажа, в камере никого не было. Охранники сказали мне, что глаза Рудольфа смотрели на них, вызывая такой страх, что они поспешили сбросить в реку труп.

– Ты с ума сошёл! И ты никому не сказал?

– Конечно никому! Только августу! Никто больше не должен об этом узнать, Эжен. Я говорю тебе только потому, что давно тебя знаю, и потому что твоя супруга – его супруга. Если Рудольф не умер, если его мёртвое тело вышло из воды и пошло своим путём – весьма велик шанс, что оно направится домой. В Облачный город.

– Или к союзникам на восток.

– Всё возможно. Но я решил, что должен тебя предупредить.

Эжен кивнул.

– Спасибо, – без особого чувства благодарности произнёс он. Куда больше его успокоила бы информация о том, что Рудольф не просто убит, но распилен на части и сожжён.

– Делаю, что могу, – подтвердил Фабрис, отлично понимая, что чувствует в эти мгновения его друг.

– Ну, а теперь, – продолжил он, откидываясь на спинку кресла и навешивая на лицо улыбку, – расскажи мне, как твоя супруга?

Эжен повёл плечом. Он толком не знал пока, что рассказать, да и годы разгульной жизни приучили его держать язык за зубами, когда спрашивали о тех, с кем он спит.

– Вам удалось, – Фабрис демонстративно сцепил руки в замок, – подтвердить свой брак?

– Нам что-то могло помешать? – спросил Эжен, ещё не решивший, как отвечать. Раскрыть сразу, что между ним и Калли ничего не было, означало поставить под удар свой мужской авторитет. Сказать, что брачная ночь прошла хорошо – означало отрезать путь к разводу – или, по крайней мере, усложнить.

– Насколько я успел заметить, невеста холодна как лёд, – хмыкнул Фабрис.

Эжен повёл бровью.

– Нет такого айсберга, который нельзя растопить.

– Ну-ну, – пробормотал Фабрис. – Должен предупредить: Вержиль хочет, чтобы брак был спаян на века.

– Вы с Вержилем ставите меня в идиотское положение, – огрызнулся Эжен. – Если вам так хотелось удостовериться, что у нас всё хорошо – поставили бы ночью в спальне своих людей. А как мне доказать полноценность нашего брака теперь? Что это вообще за идиотский ритуал? Истинная любовь должна быть невинна и чиста! Её не должны омрачать ни кольца, ни крики младенцев, ни прочая ерунда!

– Ты дитя мифов Эллады, – Фабрис пожал плечами. – На севере всё не так.

– Бывает как-то ещё? Кто вообще придумал этот идиотский брак?

– Для народов севера изначально был характерен очень… иерархизированный уклад семьи, – сказал Фабрис и пригубил кофе. – Сложно объяснить… Но это не столько брак, сколько иерархия отношений, система подчинения. Муж вёл войну и не мог следить за домом. Женщина хранила очаг и управляла семьёй. А муж ею управлял.