Пистолеты, производимые ее кузеном Кертисом Бланшаром – изменившим фамилию, чтобы она звучала на английский манер, – были далеки от совершенства, и Сесиль бесило то обстоятельство, что они носили имя Бланшар. Правда, мало кто связывал его с более известной французской фамилией Бланше, но она никак не могла помешать вероломному кузену, хотя и находила некоторое удовлетворение в том, что его компания разорилась пять лет назад.

Сесиль нахмурилась, недовольная собственными бессмысленными размышлениями, и, закончив смазывать второй пистолет, убрала его в покрытую лаком деревянную шкатулку. Мысли о Кертисе всегда пробуждали в ее душе гнев и досаду. Теперь у нее была другая жизнь. И хотя Сесиль представляла ее совсем не такой, все сложилось гораздо лучше, чем она рассчитывала.

У нее был процветающий бизнес и работа, которую она прекрасно выполняла, хотя и не слишком любила. Сесиль даже обзавелась близкой подругой, о чем даже и не мечтала до тех пор, пока не устроилась на работу в цирк. И, несмотря на то что Марианна больше не выступала и не делила с ней крышу над головой, они по-прежнему были близки, точно родные сестры.

После ухода Марианны Сесиль не покидала надежда, что Джозефина Браун – загадочная и замкнутая метательница клинков, которую все звали Блейд – рано или поздно станет ее доброй подругой. Но даже после нескольких исполненных опасностей месяцев, проведенных в путешествии по Франции и совпавших по времени с бегством Наполеона с острова Эльба, Блейд закрывалась, точно устрица в своей раковине, когда речь заходила о том, кто она такая и откуда родом.

Еще никогда Сесиль не встречала более независимой и неунывающей девушки, хотя и знала о Блейд лишь то, что она работала своего рода наемницей, а ее мастерство оказалось настолько впечатляющим, что один европейский монарх счел необходимым нанять ее к себе на службу.

Как ни неприятно Сесиль было это признавать, но, скорее всего, она так никогда и не узнает Блейд до конца, ибо вовлечь ее даже в простой разговор не представлялось возможным. Господь свидетель, прошлое самой Сесиль тоже хранило немало тайно, но она никогда не встречала никого столь же загадочного, замкнутого и сдержанного, как Джозефина Браун.

«Пора бы заняться работой», – укорила Сесиль совесть, поскольку продолжала сидеть, бесцельно уставившись в поверхность стола. С глубоким вздохом она переключила внимание на никогда не уменьшавшуюся стопку корреспонденции, что было неотъемлемой частью любого бизнеса, и принялась просматривать многочисленные счета и письма от предполагаемых театральных инвесторов.

Лишь добравшись до самого низа стопки, Сесиль обнаружила экземпляр вчерашнего номера газеты «Лондон икзэминер», выходившей три раза в неделю, что ее удивило. Она отменила подписку на эту газету несколько месяцев назад, да и вовсе перестала читать газеты в начале нового года. Должно быть, этот экземпляр оставил кто-то из сотрудников, полагая, что оказывает ей услугу.

Сесиль смотрела на газету, чувствуя, как в животе шевельнулось знакомое ощущение предвкушения. Когда-то «Лондон икзэминер» была ее любимой газетой по довольно постыдной причине: из-за самого информативного раздела светской хроники.

На протяжении многих лет – особенно когда она фактически жила в изгнании в далеком Массачусетсе – чтение колонки светских сплетен оставалось тайной страстью Сесиль и доставляло ей огромное удовольствие. Изучение историй о жизни красивых, богатых, влиятельных представителей и представительниц высшего света стало для нее своеобразным способом отвлечься от монотонных будней. Однако удовольствие от чтения померкло, когда она лично познакомилась с некоторыми представителями высшего света во время своего путешествия по Франции.