Хорошо хоть банк оказался умнее, и до конца выплаты кредита тачка была записана на меня. Хотя Паша выражал этим фактом всяческое недовольство, мол, почему не дают переписать на него. Ведь он вот-вот заработает свою кучу денег. 

Но я дурой была, а кредиторы — нет. И теперь машина останется у меня, а вот Паше придется уйти.

Я заварила чай с мелиссой, несколько раз до боли зажмурилась, пытаясь прогнать черные пляшущие перед глазами точки. Налила в чашку, опустилась на табурет и постаралась сделать вид, что не слышу, как там в спальне разгорается скандал. Пока орали вполголоса — но вряд ли из уважения, скорее не хотели палиться больше уже засвеченного.

Потом хлопнула дверь, раздался перестук каблуков, и ко мне на порог заявилась Ника, на ходу поправляя прическу.

— Ты не против, если я воспользуюсь ванной? — смерив меня взглядом, в котором мешались жалость и презрение, спросила она.

Ну правильно. Кем я сейчас выглядела? Лохушкой. Которую обманывали невесть сколько времени и которая обо всем узнала только потому, что вернулась домой пораньше.

— Против. Пошла вон.

Такого ответа от обычно мягкой меня Ника явно не ожидала, но быстро взяла себя в руки, фыркнула презрительно:

— Какая мелкая месть. Кстати, мы вместе уже восемь месяцев, — и устучала каблуками по коридору на выход.

Забавно, как я не заметила ее куртку в прихожей? Наверно, я действительно очень невнимательная. И лохушка, да.

Чай закончился, от отмеренного мною времени для Паши осталось полчаса. За это время он дважды прошел с сумками (моими сумками, кстати, купленными для поездки на юг) из спальни в прихожую.

Потом приперся на кухню — уже в своих брюках и рубашке, которую я купила ему на наш трехлетний юбилей. Рубашка была красивая, но Паше не шла, смотрелась так, будто он ее украл. Удивительно, как некоторые не умеют слышать свою интуицию — ведь кричала же она мне: не твой это парень, беги от него… Но у меня беруши, я тут самая умная.

Паша с грохотом придвинул табуретку к столу, сел и трагично на меня уставился. 

— Я не хотел, чтобы так получилось…

Ну вот приплыли. Конечно, не хотел. Теперь пойди поищи еще такую дуру, которая и сказки про рабочий проект съест, и деньги тебе на машину заработает (сколько я помоталась по клиенткам ради этой машины!), и еще кормить-поить будет, пока ты других баб обхаживаешь.

Я все это проговорила внутри себя, потому что вслух получалось только дышать — тихо и размеренно. Голова болела все сильнее, нужно было выпить какие-то таблетки, но я никак не могла сообразить какие.

— Мы с тобой очень разные люди, и дело не в тебе, а во мне…

Ясен перец, в тебе, Паша! Это же не я притащила в нашу кровать постороннюю бабу, не я обманывала женщину, с которой живу уже три года. 

Он, кажется, еще что-то говорил, но мозг думать отказывался, а потом прозвучало с нажимом “машина”, и пришлось очнуться.

— Что?

— Я заберу машину. Мы же все равно хотели ее на меня переписывать. Ты же и не ездишь совсем…

Паша пожал плечами, так что сразу становилось ясно — машину он забирает из большой жалости ко мне. Потому что ну куда мне такая обуза, да?

И вот сейчас меня порадовало то, что я целый месяц покупала когда-то гараж. И даже фразу составила грамотную из матюгов, хотя ругалась так редко, что у меня “фигня” считалась за нецензурщину. Коллеги на работе ржали, конечно, говорили, что нормальный парикмахер должен уметь виртуозно крыть матом. Но вот до этого момента как-то не приходилось.

Паша не ожидал, отшатнулся. У него на лице так откровенно боролись жадность и трусость, что я даже про свою головную боль забыла. И как я с ним столько времени прожила, не замечая того, насколько он мелкий и мелочный человек.