Виноват был последний трактирщик. Этот пройдоха мало того что содрал с меня целый су за ночёвку в его клоповнике и кормёжку Одиссея, что я ещё мог принять, учитывая близость столицы, но он ещё и потребовал полсу – 6 денье за лохань горячей воды, которую я распорядился принести ко мне в комнату. Да я за 2 су купил себе превосходнейшие сапоги! И всё недоумевал, каналья, для каких целей эта вода мне надобна, из чего следовало заключить, что привычки к мытью у местных жителей не имелось. Но мне очень хотелось достойно подготовиться к въезду в Париж, смыть с себя дорожную грязь и привести внешний вид в порядок, так что я уступил в этом вопросе мерзавцу.

Привычку к мытью мне привил дядюшка, когда-то посетивший с купеческим обозом далёкую Московию и там пристрастившийся к местному обычаю. Дядюшка даже устроил у нас в поместье мыльню наподобие московитской, посетить которую заезжали порой и наши ближайшие соседи.

Трактирная служанка за пару денье вычистила мой камзол, а также выстирала и просушила над очагом бельё, и теперь, вымытый и чистый, я торжественно въезжал в город, который должен был удовлетворить мои желания и, возможно, исполнить мечты. Для дополнительного эффекта я воткнул в берет тщательно сберегаемое в седельной сумке перо птицы попугай, обитающей в Новом Свете, которое купил у торговца в Тулоне год назад.

…

Сказать, что Париж поразил меня, значит не сказать ничего. Я был ошеломлён. В первый раз увидев вблизи обычный на вид жилой дом, но только высотой в целых пять этажей, не считая цокольного и чердачного, я даже слёз с Одиссея и ещё раз более придирчиво пересчитал этажи. А в дальнейшем выяснилось, что таких высоких домов тут неисчислимое множество! Встречались и такие дома, которые поражали не размерами, а изяществом и напоминали небольшие дворцы. Возле некоторых я тоже ненадолго задерживался, пытаясь догадаться, кто в них может проживать. Ни в какие расспросы пока вступать не хотелось. А когда я вывернул из очередного узкого проулка и внезапно оказался на набережной перед собором Парижской Богоматери, который сразу узнал из дядюшкиных описаний, то долгое время просто пялился на его грандиозность, неизящно разинув рот и даже забыв перекреститься.

Ещё я по пути миновал огромнейший рынок, а также неимоверное количество различных лавок, в том числе и книжных. Сколько же там было книг! Я не выдержал и зашёл в одну из них, и в себя меня привело только недовольное ржание Одиссея, которому было страшно долго оставаться без меня на городской улице. Книги стоили весьма недёшево, желал прочесть я многие из них, поэтому твёрдо решил ничего пока не покупать, деньги всячески беречь, и в книжные лавки не заходить, пока мой кошелёк существенно не потяжелеет.

Я стремился к Лувру. Ознакомиться с городом, поглазеть на Лувр, попытаться навести некоторые справки и решить с ночлегом – вот задачи, которые я ставил себе на сегодняшний день. К решительному штурму этого города следовало приступать, начав с рекогносцировки и планомерной осады. Тем более что у меня не было никакого рекомендательного письма – у дядюшки никаких высоких связей в Париже не оказалось. При мне были только бумаги, подтверждавшие моё происхождение, и всё. Впрочем, дядюшка меня убедил, что этих бумаг и ума вполне достаточно для того, чтобы добиться любых высот. Конечно, если будет на то Господня воля.

А сколько в Париже было красоток! И совсем юных, и более зрелых. Самого различного положения. Перо на моём берете покачивалось, я пытался охватить взглядом всех и всё, и иногда осмеливался допускать лёгкий учтивый поклон. Об одном я жалел – что в силу возраста не имею достойной растительности на лице. Мне хотелось бы добавить к своему облику аккуратную бородку и усы. Некоторые прелестницы не уступали  красотой Жанне, дочери кузнеца, своей нежностью оставившей зарубку на моём сердце. А некоторые даже и превосходили.