Выполнение требований фонда часто приводит к имущественному и социальному расслоению, деградации системы образования и здравоохранения. Так, например, у Мексики, в 1980-е обратившейся к МВФ за финансированием, свыше половины госрасходов ушло на обслуживание кредита, а уровень безработицы экономически активного населения достиг 40 %. Кроме того, Мексике пришлось вступить в Североамериканскую зону свободной торговли (North American Free Trade Agreement, NAFTA) и предоставить большие льготы американским корпорациям.

Гражданская война в Югославии тоже во многом спровоцирована МВФ, потребовавшим от тогдашнего руководства страны отказаться от выравнивания доходов республик, входящих в Социалистическую Федеративную Республику Югославия, что вызвало всплеск сепаратистских настроений, распад государства и межнациональные столкновения, унесшие жизни 600 000 человек[4].

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) была создана в 1946 г. на базе Медицинского международного отдела при Фонде Рокфеллера и в настоящее время входит в систему ООН.

Политическая роль ВОЗ существенно возросла на фоне пандемии COVID-19, когда рекомендации по выполнению карантинных мероприятий и вакцинации стали обязательными фактически для всех стран и национальных правительств. А в экспертной среде утвердился термин «диктатура здоровья», под которым в том числе понимается регламентация частной жизни извне, мотивированная заботой о жизни как индивида, так и окружающих. В связи с чем нередко обращают внимание на совпадение подходов ВОЗ с идеями основателя Всемирного экономического форума Клауса Шваба в книге «COVID-19: Великая перезагрузка»[5] (2020), написанной совместно с Тьерри Маллере.

Критики также отмечают корреляцию между решениями и действиями ВОЗ и интересами лидеров мировой фарминдустрии. В частности, это выражается в выборе ВОЗ «антиковидных» вакцин, подлежащих сертификации и, соответственно, всемирному распространению.

Наднациональные управленческие структуры должны учитывать интересы всех участников мирового сообщества и действовать в соответствии с международным правом и принципами справедливости. Тем более что такие организации наделены полномочиями, которых лишены национальные государства, – решать глобальные проблемы, способствовать укреплению международных отношений и сотрудничеству между странами. Но для этого необходим широкий межгосударственный консенсус, достижение которого представляет все более сложную задачу в современных реалиях, прежде всего геополитических.

Поэтому результат оказывается прямо противоположным желаемому. Эффективность наднациональных управленческих структур падает. А их попытки исправить ситуацию только ухудшают ее, вызывая (во многих случаях справедливую) критику из-за ограничения суверенитета и дискриминации национальных интересов.

При разговоре об инструментах и институтах глобального управления и геополитического воздействия нельзя обойти вниманием закрытые структуры международного согласования. Не вдаваясь в «теорию заговора», отметим, что степень влияния этих клубов, комиссий и комитетов на глобальные тренды трудно переоценить. При этом членство в них, как правило, определяется степенью неформального влияния потенциального участника или личным знакомством.

Бильдербергский клуб получил название в честь отеля в голландском Остербеке, где в конце мая 1954 г. впервые состоялась встреча наиболее влиятельных представителей американской и европейской политической и деловой элиты. Инициируя проведение этого неформального саммита, британский политик польского происхождения Джозеф Ретингер стремился укрепить связи между американским и западноевропейским истеблишментом в условиях, как ему казалось, угрозы советской экспансии.