«Им не нужна правда, – тут же возразил себе Стриж, – им не нужно ничего, кроме показательной расправы. Они боятся императора, боятся интриг сослуживцев, доноса собственной жены. Самое лучшее средство почувствовать себя сильным – унизить и убить кого-то другого. Не стоит обманывать себя, надежды больше нет, мне не вывернуться. На этот раз Стриж отлетал свое, но состояние между жизнью и смертью имеет множество интересных градаций. Неплохо бы разбить голову о стену, но сразу не получится, а в несколько приемов не дадут».

Дезет приподнялся, осмотрел голые стены – лампочка высоко, к тому же но мешают браслеты. Тогда он поискал взглядом видеокамеры, не нашел и поспешно вытащил из брезентовых ботинок шнурки. Завязать нужный узел получилось не сразу, но бечева вышла достаточно прочной, вместо крюка сгодился кран. Стриж отмерил длину, закрепил самодельную веревку, опустился на колени, расстегнул ворот, просунул голову в петлю.

«Это будет нетрудно – сразу, резко, лицом вперед. Главное, не держать петлю руками». Он зажмурился, глубоко вдохнул. Воздух пах горькой полынью. «Откуда здесь, в подвале полынь?» Неистово соревнуясь друг с другом, стрекотали бесчисленные цикады, садилось рыжее лохматое солнце, колыхалось огненное марево…

Стриж открыл глаза – алая пелена исчезла, не было цикад, не было полыни. Воздух в камере отдавал дезинфекцией, серели стены, нехотя тлел серо-желтый свет. Дезет потянулся скованными руками и резко, обдирая кожу, сорвал петлю с шеи. «А ведь их, пожалуй, устроил бы такой финал, – подумал он, – мой труп на коленях между сортиром и нарами, и назидательная история про изменника, который от страха повесился на шнурках».

Он развязал и распутал тугой узел. Затем, неловко ворочая скованными руками и тщательно целясь в дырочки, принялся зашнуровывать ботинки. Закончив, послал в пространство озорной жест:

– Я не стану вешаться, ублюдки – сперва отработайте жалование.

Стриж застегнул воротник, сел, сложил руки на коленях, интуитивно чувствуя, что ждать осталось недолго. Через пару минут дверь отворилась с жестяным грохотом.

– На выход.

Дезет встал и перешагнул порог, его тут же прочно взяли за локти.

– Пошел.

Он шагал между серых стен, в тусклом свете, мимо серых плоских лиц и черных мундиров. Взвыл лифт, унося людей наверх, коридор, освещенный на этот раз настоящим солнцем, привел к выкрашенной в стерильно-белый цвет двери.

– Заходи.

Стриж переступил порог. В углу, возле странной конструкции кресла, возился лысый остроносый очкарик в блеклом халате.

– Снимите с него браслеты, одежду до пояса – долой.

Сержант претории нехотя отомкнул наручники.

– Раздевайся, – сказал он.

Куртка, пробитая пулей Белочки, осталась еще в Порт-Калинусе. Стриж стащил рубашку и бросил ее в угол, на пол. Очкарик махнул в сторону кресла:

– Располагайся с удобствами.

Дезет сел на черное пластиковое сиденье, на его предплечьях щелкнули стальные захваты. Очкарик подошел сбоку, ловко потыкал в Стрижа остро пахнущим ватным тампоном и налепил датчики, потом исчез из поля зрения, устроился где-то за спиной Стрижа и монотонно затараторил:

– Вам будут предложены некоторые вопросы. Вы должны максимально правдиво отвечать только «да» или «нет». Другие ответы и посторонние реплики не допускаются…

Скучающий сержант зевнул:

– Какие все-таки проблемы с этим «нулевиком»…

– И не говорите, коллега, – согласился лысый. – От «сыворотки правды» он будет только блевать. Но нет худа без добра, из-за ошибки природы в лице этого парня пришел приказ использовать мой уникальный аппарат. Он считывает не психические излучения, а всего лишь физические реакции пациента.