древесный уголь – так,
а не иначе
«Обиды нет…»
обиды нет
бледнеет и темнеет
холодный сад
в 13 году
от георгины
жёлтые аллеи —
как псы и кошки
с воздухом в паху
наматывают
мясо ледяное
на кости
неоформленных столбов
где газ по трубам
как ребёнок ноет
но кажется ему
что он поёт
по остановкам
как ворона мёрзнет
и кутается
носом в проводах
калённых электричество
[как в тельник]
и топчет ночь
дырявую в носках
обиды нет
а делится на трое
холодный свет
завёрнутый в сады
и пчёлы спят
щенками в чёрном торфе
зажавши в ртах
куски стальной воды
La mariposa de arena
То, что чудеснее речи любой,
помнит, как бабочка [о] камень билась
[вместе – с хранимой под сором – водой] —
так и скажи, что она сохранилась
в тёплой смоле, как селенье в глуши,
будто летая, латает подбрюшье
божьему небу – в котором дрожит
белым хитином хранимо снаружи.
Но ничего не случается, что
может озвученным стать – переносным
смыслом. За контур – усни, инженер,
слесарь-сантехник бабочкам водным.
Чувствуешь [?] – что эта бабочка внутрь
смотрит, себя разбирая до страха —
словно из камня сбежала уснуть
в тминых пустотах своих – там, где влага
небо построила – не по себе
богу, что бабочке может присниться,
то, что чудеснее речи, и снег
в камне за ней продолжает кружиться.
«Передавая хлеб по кругу…»
Передавая хлеб по кругу,
Как чайки гальку клювом в клюв —
Мы говорили с жидким богом
Своих друзей, чужих подруг —
Определёно и неточно.
Из ямы в детстве и земле —
Казался хлеб и мне порочным -Сгорая спиртом на столе.
Передавал нас хлеб овальный,
Прозрачный на зрачок слепца,
Как гальку, как глоток печали
И срез на пальце у жнеца,
Он говорил за нас не дольше,
Чем воздух бился у виска —
В мякину обращая слово,
Скрипела чайками доска,
Скрипела этим жидким хлебом
Связав на мёртвые узлы,
Как жидкий бог чужое тело
с таким моим.
Бессоница
Вывернув себя до дна
этой родины пустынной,
возвращаешь благодать,
благодарность и другие
нищих сумерек детали,
и бессонницу – с водою —
выжимая свет на тени,
где вернулся за собою,
выжимая льда сухого —
углекислый выдох в бледный,
пролетарский, бля, посёлок.
Слушаешь: [из шахты] медный
колокол – перевернувшись,
ищет звук в своём обломке
горлышком безъязыковым
он плывёт здесь с музой тонкой
возвратившийся, как блудный
сын в отцовскую могилу,
с тощей бабою бесплодной
он плывет в пивную жилу,
в купоросные разводы
смотрит, в родины пустоты
возвращает, к потной жажде,
чтоб задать вопрос мне: кто ты [?]
сын в отцовской яме роет
языком немного света,
чтоб оставить всякой твари
своё место без ответа.
«Но будто вся вода не здесь…»
но будто вся вода не здесь
но будто уточка взлетела
палаты все превозмогла
и села рядышком у тела
как пела здесь вода когда
пернатый выходил народец
из камыша едва дыша
и глядя в небо как в колодец
лежал и я меж сосен трёх
и наблюдал как эти дети
горят передо мной и там
из вёдер говорят нет смерти
и жук июльский говорит
перегорает в водомерку
и смотрит этот боже вниз
где ртом ловлю его монетку
«С лицом как озеро лежать…»
с лицом как озеро лежать
открытым богу и пророку
и никого не износить
ни ближнего ни дальних – вдоху
еще прозрачная земля
касается до половины
и даже в этом только я
возможно как зима повинен
храню свою ещё вину
и ей за всё я благодарен
и принимаю что живу
как и потоп со всех окраин
«Листья слетают…»
Листья слетают.
Как бы последние гнёзда
небо покинет троянского
[в яблонях с инеем] льва —
старый мальчишка
сидит на скамейке так близко,
что не касается
длинным дымом меня.
Только и будет теплым
портвейн неизбывный —
что поцелуй первой
девочки там, где репей.
Треск стеарина
углов можжевельника – троица
гусениц жирных.
С запрятанным в кожу крылом
листья летают [как бы
покинуты гнездами].