Рис. 5. Медрессе Тилля-Кори. Самарканд, Узбекистан. URL: https://novayaepoxa.com/samarkand-zhemchuzhina-srednej-azii/embed

Цвет в ландшафте также используется по принципу многозначности – в разных контекстах и в разных временных периодах один и тот же цвет может иметь разную семантику. «…Один и тот же тон и даже оттенок в разных культурах и на разных исторических этапах может иметь практически бесконечное число значений, между некоторыми из которых трудно найти что-либо общее, а между другими – трудно провести различие» [Грибер, 2018, с. 99].

Обратное явление – полихромность, когда на одной поверхности присутствует несколько цветов, формируя некие значения именно своим сочетанием. Полихромность может помимо многозначности иметь физический аспект – оптическое смешение цветов, которое создает новый смысл. «Древние не используют в декорировании смешанные цветовые полутона. Переходы образуются здесь не на палитре, а прямо на стене, когда расположенные рядом цвета в орнаменте смешиваются оптически, если смотреть на них с определенного расстояния, но сохраняют при этом удивительную мягкую игру оттенков» [Semper, 2008, p. 236–237]. Цвет в таком пространстве создает иллюзию дрожащего свечения, провоцирует восприятие физических объектов как визуализацию нематериальных, духовных миров.

Несмотря на то что в любом ландшафте все насыщено цветом, хроматическими либо ахроматическими, особенности восприятия через призму культурных доминант приводят к тому, что ахроматические цвета зачастую играют роль нулевого или пустого знака. Нулевой знак – означаемое без конкретного означающего, «значение без формы, отсутствие положительного означающего, которое должно было бы иметь место на основании аналогии с другими синтагмами, где знак того же значения имеет эксплицитную форму» [Грибер, 2018, с. 24].

Пустой знак – означающее без конкретного означаемого. Знаки такого рода не отсылают к конкретным явлениям и предметам внетекстуального мира, то есть претендуют на самодостаточность. Любой цвет, не только ахроматический, при восприятии ландшафта иногда работает как пустой знак – он есть, но не имеет смысла. Если спросить человека: «Что ты видишь?», он начнет перечислять объекты – поля, горы, дома, а цвет останется как будто невидимым, потому что он не будет важным для восприятия. Поэтому «цвет в аудиовизуальной коммуникации может выступать не только как символ, но и как нулевой знак. При этом цвет, в отличие от алфавитной графической записи, имеет форму и функциональное значение, но не замечается при декодировании» [Давыдик, 2021, с. 46–50].

«…Повседневное сознание цветом считает только хроматические тона. И именно такой подход больше подходит для анализа цветовой репрезентации в городском пространстве. Рассмотренная с этой позиции архитектура распадается на черно-белые и цветные постройки. Как в любом языке, ахроматические знаки (в этом случае цвет в городском пространстве будет равен нулю) могут существовать только на фоне хроматических (ненулевых), образуя с ними систему» [Грибер, 2018, с. 25].

Ахроматическое цветовое пространство города, несмотря на всю свою невзрачность, может иметь вполне определенное значение, имеющее «индексальную» природу, – это своеобразный «знак беды». Серые (покрытые пылью, со смытым или сбитым красочным слоем) развалины, заброшенные здания сигнализируют «о потере контроля над цветовым пространством города, о незапланированности изменений в нем и его неуправляемости» [там же, с. 26]. «Смог, твердые частицы вещества более или менее крупного размера, циркулирующие в воздухе любого города, осаждаясь, портят цвет материалов на фасадах зданий. Они выполняют функцию визуального фильтра…» [Зеннаро, 2017, с. 90–104]. Пыль и смог меняют облик даже прославленных архитектурных шедевров – например почти черный Кельнский собор, выполненный из песчаника, изначально был светлым, воздушным (теперь его истинный цвет можно увидеть только на небольших частях, где ведется реставрация).