– Ну, механизм я и сам не представляю. Но что, если он на этих генах и записан? Представьте, что эти новые гены в основном как раз и формируют механизм, который раскрывает генетическую запись и переносит ее в мозг?

– А почему именно генетическую, позвольте спросить?

– А какую еще? Больше-то ничего в геноме нет!

– Ну-ну, голубчик, мало ли что еще с памятью можно сделать? А если записывать аминокислотами произвольную информацию, то что, если они вдруг активируются? Так ведь можно на такие белки нарваться… Нет-нет, не спорьте, слишком уж фантастично.

– Вообще-то, вот и я такое сначала подумал, Григорий Иосифович. А потом еще кое-что узнал. Но было уже поздно отказываться.

– И что же, если можно поинтересоваться?

– Вы помните мою племянницу Машу, которая с мужем в Британском музее в Лондоне работает? У нее еще специальность интересная – генетическая археология. Расшифровывает геномы из древних захоронений.

– Помню, голубчик, помню, – кивнул Варшавский, – Большая умница, как и ее супруг. Я пару ее статей видел, интересные работы.

Карен вздохнул и все-таки превысил свою норму, опрокинув третью рюмку, проводив ее третьим ломтиком лимона и глотком чая.

– Так вот, ее я и попросил посмотреть присланный нам геном по своим базам, – продолжил он, – Так сказать, по-родственному. Около половины необычных генов нашлись. Угадайте где? У некоторых фараонов Древнего Царства в Египте! Было еще несколько интересных частичных совпадений. А вот почти полное соответствие нашлось только одно. Никогда не угадаете, где!

– Не томите, голубчик, давайте, рассказывайте!

– В смоленском захоронении тысячелетней давности, которое Маша со своим мужем как раз раскапывали перед получением работы в Британском музее!

– Но, позвольте, зачем этот-то геном скрывать? Там ведь и никакого секрета нет. Он ведь должен на интернете, в открытых базах лежать.

– Ну, в открытых базах он все-таки не лежал, Григорий Иосифович, иначе я бы сам его нашел. Но вот такое интересное совпадение.

– И какова же ваша гипотеза?

– Гипотеза, если позволите, дикая, попахивает очень странно, и приличному ученому говорить такое вслух не стоит, Григорий Иосифович, – начал Карен. Коньяк горячил кровь и незаметно развязал язык, – Так что, извините, публично я этого никому не скажу, только вам, лично. Собственно, потому и до сих пор никому не говорил, даже вам.

Он сделал паузу, но Варшавский смотрел на него молча, в ожидании, и Карен решился:

– А что, если это искусственный геном? Не спрашивайте меня, откуда он взялся – инопланетяне, демоны, ангелы, исчезнувшие атланты – не знаю! Но кто-то когда-то уже умел записывать генетическую память и сделал ее для чего-то. А потом искусственные гены, как обычно случается с искусственными генами, потихоньку растворились и исчезли из генофонда. Удалились естественным отбором как ненужные. И потому и остались только в древних захоронениях, и то не у всех особей. А заказчики наши как-то поняли, что они нашли, и сумели использовать этот геном для записи в человеческое тело своей собственной информации!

Варшавский задумался. Тишина повисла в кабинете, и ни один из собеседников не спешил ее нарушать. Наконец декан допил свою рюмку, поставил ее на стол, сделал паузу, зажевал коньяк лимоном, и, в конце концов, сказал:

– Знаете, голубчик, интересно. Ахинея, если позволите мне так сказать, но очень интересно. Я даже не знаю, что и сказать на это. Тут надо еще много подумать. И знаете, пожалуй, вы правы, Карен Ахмедович, давайте лучше считать, как сначала, что нам просто сделали заказ из элитного западного борделя. Как-то спокойнее будет.