Подобран педагогов высший класс

Из самых мудрых и из самых умных.

И среди них Куницын первым был,

Свободы зёрна сеющий незримо.

Всем сердцем Александр полюбил

Его – за правду, дух неукротимый.

Итак, свершилось – принят был в лицей

Сын дворянина, Александр Пушкин.

Не сразу он нашёл себе друзей.

Но первым другом для него стал Пущин.

Легко и быстро вдруг они сошлись

И, к остальным приглядываясь долго,

Друг другу в вечной дружбе поклялись.

По вечерам беседовали много.

Мир познавая, жизни бытие,

Осмысливали медленно, но верно.

Однообразным было житие

Всех лицеистов, вовсе не примерных,

Какими видеть их хотел бы царь.

И всё ж они охотно все учились,

Почувствовав в себе особый дар,

Дар осмысления, как божью милость.

И Александр весь был увлечён

Учением и к тайнам жизни рвался.

Историей, литературой он,

Поэзией всё больше увлекался.

Учеником способным, первым был

Средь лицеистов Горчаков, легко он

Прочитанное в памяти хранил

И лекции профессоров всех помнил.

За что они, конечно же, не зря

К нему все очень были благосклонны.

Хотя не все, с него пример беря,

Учились пылко, ревностно, достойно.

Проказники Данзас и Броглио

Учению не отдавались шибко.

И Александр юный, мог ли он

Ответить педагогу без ошибки,

Когда отдавшись собственным мечтам

Или стихам, грызя упорно перья,

Преподавателей не слышал сам

И, может быть, их лекциям не верил.

Не все из них суть правды им несли.

Разборчивы, смышлёны лицеисты —

В сознание своё перенесли

Лишь истинные золотые мысли.

В лицее многие стихи писали.

Так, Ильичёвский, Дельвиг, Кюхельбекер

Себя почти поэтами считали,

Читая вслух свои стихи нередко.

Но Александр… Он не торопился

Вслух оглашать стихи, ещё не веря

В то, что давно он с Музой подружился.

Друзей своих стеснялся он, наверно.

Он не желал, чтобы они смеялись

Над строками его стихов несчастных.

Но мысли Александра всё же рвались

К поэзии, волшебной и прекрасной.

И торопясь, как прежде, к совершенству,

Оттачивая слоги и слова,

Он находил в поэзии блаженство.

От слов и рифм светлела голова.

И вновь его манил неосторожно

Мир новых, тайных мыслей, ярких дум.

Отдавшись одиночеству, возможно,

Он приучал к поэзии свой ум.

Но был лицей не очень светлый храм.

И послушание считая главным,

Подслушивали, наблюдали там

За всеми надзиратели упрямо.

Пилецкий – главный надзиратель, он

Знал всех питомцев, все их разговоры,

Подкрадываясь тихо, как шпион,

До келий их и даже до уборных.

Запоминал любое слово, знал,

Кто дружит с кем, о чём ведут беседы.

Свободно думать, мыслить он мешал,

Про все события лицея ведал.

Быть в курсе дел всех он спешил не зря,

Своей повадкой хитрой всех тревожа.

Его боялись и профессора,

И, может быть, и сам директор тоже.

Он запрещал писать стихи, читать

Иные книги, «пагубные», «злые»,

Которые могли воспламенять

Огнём свободы души молодые.

Стеснял он юности порыв, спеша

Закрыть дорогу к истине великой,

Над молодыми подлый суд верша

И не давая всем им права вникнуть

В суть справедливости между людьми,

Что издревле была для всех священной,

И ею жил давно иной весь мир.

И лишь России не было прощенья

За рабство крепостное, голод, гнёт

Крестьян и даже и других сословий.

Как жил в те годы всей страны народ,

У педагогов в лекциях – ни слова.

За что Сперанский, деятель страны,

Подвергнут был немилости суровой,

О том, что мир в преддверии войны,

Хотя к вой не Россия не готова,

О жизни, о политике… всегда

Вслух говорить, как прежде, опасались.

Когда ж нависла над страной беда,

Грозя вой ной, с иллюзией расстались.

Лицея жизнь была тиха, скромна,

С утра занятия, затем прогулка

По саду царскому у Царского села.

Здесь, у дворцов, сердца их бились гулко:

Вдруг встретится великий государь.