В отличие от меня, бундесы были уже экипированы. Оба в просторных полотняных штанах, в лёгких рубашках с закатанными по локоть рукавами, в светлой трекинговой обуви, никаких розовых маек. Самое же главное было вот в чём: оба недруга вооружены! Добравшись до кухни отеля, они выбрали там самое впечатляющее: огромные поварские ножи-шефы с длиной клинка сантиметров в тридцать пять. Мать моя родная… Даже примитивные чехлы сконструировали! Стенки – что-то типа плотного картона, сверху обмотка простым скотчем, подвесы через плечо.

Я моментально почувствовал себя голым в джунглях.

Возникло какое-то паскудное чувство, словно у пограничника на реке Буг утром двадцать второго июня. Быстро с них цивилизационная амальгама облетает, очень быстро…

Именно тогда в моей голова начала разрушаться распространённая среди многих жителей России, да и не только России, мифологема: старенькая Европа уже находится при смерти, сами европейцы оплыли жиром, одряхлели, перестали трезво смотреть на законы бытия, опустили ручки и ни на что не способны! Спасовали они перед лицом радужных тенденций, экспансии ислама и быстрого замещения коренного европейского населения лицами пришлых национальностей.

Ошибочный вывод настолько часто высмеивался, где только можно, что сам собой превратился в непреложную истину: всё, списываем европейцев по акту, отталкиваем на обочину истории. Скоро над континентом восстанет Мечеть Парижской Богоматери! С однополыми семьями безропотных рабов.

То, что я сейчас увидел, свидетельствовало об обратном.

Рядом с нетрами-мародёрами стояли две большие решётчатые тележки, куда они неспешно складывали добытое.

Мне бы спрятаться, а я словно остолбенел от удивления.

Белобрысый орудовал энергичней. Чем-то вроде маленькой фомки он быстро вскрывал очередное хранилище, осматривал, доставал. Многое и вскрывать не надо было: запорчики для вида, всё заточено под честных людей. Чернявый одной рукой бережно укладывал добычу в тележку.

Я почти сразу обратил внимание, что левая рука у него не в порядке, безвольно висит вдоль тела, немец постоянно дотрагивался до неё, энергично разминая бицепс. И скрученный бинт висит петлёй на шее… Плечо отсушил где-то? А что же тогда на перевязи не держит? Да потому что оживить пытается, разрабатывает. Нет, тут что-то другое. Нечто подобное я видел у человека с парализованной после инсульта конечностью. Ну, вряд ли у такого молодого кабана будет инсульт.

«Ты слишком долго собирался идти бомбить столовку, Гош, а столовки долго ждать не любят, они сдаются наиболее голодному, – промелькнула горькая мысль. – Меньше глазеть надо было, а больше делать».

Ведут себя как чистые альфы! Ни полиции не боятся, ни хозяев!

Значит, немцы отель уже облазили и всё разведали, ситуацию представляют чётко. А я даже на ресепшен ни разу не был!

Стоял я, глазел и доглазелся…

Чернявый оглянулся в порядке «на всякий случай» и сразу засёк наблюдателя.

Резко выпрямившись, он гортанно выкрикнул:

– Макс! – и что-то быстро затараторил уже тише, показывая на меня здоровой рукой.

Белобрысый тоже повернулся в мою сторону и очень нехорошо улыбнулся.

Затем, картинно бросив красную фомку на пол, спокойно вытер руки взятым с лёгкого столика полотенцем. Нехорошо он смотрит. Поджатые губы. Короткая стрижка ёжиком, а в чуть поблекших серо-голубых глазах чёрт знает откуда взявшееся космическое спокойствие и неимоверная уверенность в себе. Ни за что не скажешь, что перед тобой нетр! Чисто немецко-фашистский оккупант в первые месяцы войны.

Чернявый же своими тупыми глазами смотрел бесхитростно, с предельной честностью – то есть с животной ненавистью.