У Тимура тоже на правом плече вытатуирована голова волка. Это и хищник, и благородный хозяин леса. На левом плече тоже наколка – голова тигра. «Жестокость и ярость». Он сделал ее, когда всерьез считал себя воровским бойцом. Ведь когда-то он готов был беспрекословно чинить расправу по приказу вора в законе. Он и сейчас готов служить тому же Пацику. Но с оглядкой на собственное мнение. Слепой убойной силой в руках вора он не будет, это точно. По большому счету он сам сделал себя. Он уважает себя и умеет добиваться, чтобы его уважали другие. Пацик – его шеф. И в то же время Тимур сам себе голова...

Лохотрон приносит ему большие деньги. Но в последнее время работать все труднее. Москву наводнили «бригады» заезжих гастролеров. Со всего Союза съезжаются толпы беспредельщиков. Приходится отбиваться. А это затраты сил, времени и еще убытки. Но ничего, колесо крутится. И Тимур вместе с ним.

Никто не сидит сложа руки. Но больше всех достается Холере. Он – двигатель толковых идей. Лохотрон – его детище. Но он уже забыл о нем. Он главный коммерсант и казначей бригадного «общака». Кроме того, он спец по связям с общественностью, вернее, с видными ее представителями.

Бабками Валера распоряжаться умеет. Закупил аппаратуру, через свои связи арендовал несколько помещений, устроил в них видеосалоны. Дело завертелось. А у Холеры уже другая идея. Снова замахнулся на Москву. На этот раз ему приспичило заняться организацией платных туалетов. Он подпряг под это дело какого-то очкарика с экономическим образованием. Кстати, тоже спортсмен. Первый разряд по шахматам. Ну, очень круто...Так вот, этот шахматист подсчитал будущую прибыль. Выходили приличные суммы. Только Тимур не очень-то охотно принял эту идею. Тогда Холера заявил, что деньги не пахнут. Мол, так сказал один древнеримский император, когда вводил налог на общественные уборные. В конце концов Тимур принял его доводы и дал «добро». Мало того, напряг под это дело Пацика. Пусть почирикает на этот счет с московскими ворами, чтобы не было никаких рамсов.

Сейчас у Холеры нет никаких дел. Только сортиры. В них он с головой. Носится по разным инстанциям – справки, разрешения, согласования. Сам черт ногу сломит. Но Валера не черт. Он Холера. Он везде прорвется. Тем более у него есть своя группа прорыва. Очкарик по кличке Ботаник и два головастых пацана.

В общем, у Валеры все на мази. Но ему сейчас позарез нужны бабки. И Тимур их под него добывает.

Рэкетом он занимается с прошлого года. Сумел подмять под себя колхозный рынок, городские барахолки, толпу кооператоров с их фирмами и подрядами. Вот когда ему пригодились спортсмены-силовики. От одного только их вида кооператоры торопились поделиться с ними своей выручкой. И никаких проблем практически не возникало.

Проблемы появились чуть позже. Когда со всех нор на барыг полезла всякая шпана. «Центровые» проснулись, «трояки». Но Тимур к этому времени очень крепко стоял на ногах. И сумел поставить всех на место. И здесь пригодились спортсмены. Машутся они будь здоров.

Тимур считал себя независимым авторитетом. Но, положа руку на сердце, без Пацика он вряд ли смог бы подняться так высоко. В каких-то девятнадцать лет. Но ведь он поднялся. И во многом благодаря собственным усилиям. И Пацику благодарен. Он со своей командой – весомая часть воровской общины. Но блатным он себя не считает. Не считает, и все...

У него все еще впереди. Кооперативное движение цветет и пахнет. Частные такси, швейные мастерские, кооперативные кафе и рестораны, барахолки. Это хороший доход. Но Тимуру больше нравятся частные банки и советско-забугорные совместные предприятия. А они растут как грибы после дождя. И все в Москве. Вот куда нужно ставить лыжи. А у него в столице есть свое место. Благодаря их с Пациком стараниям с белокаменской братвой считаются всерьез. Одни лохотронские точки чего стоят. А потом, он уже одно «эс-пэ» под себя подобрал. И никто не кидает ему предъяв. И это потому, что он свой среди столичной братвы. Конечно, есть еще таганские, люберецкие, солнцевские, ореховские, подольские, бауманские «бригады». Это мощные сообщества. И тягаться с ними Тимуру не по силам. Он это понимал, поэтому и не лез на рожон. Не стал зариться на самый лакомый кусок столичного пирога – Рижский рынок. Там и без него ломали копья солнцевская, ореховская, коптевская и люберецкая братва.