Три остальные стены, закопченные, покосившиеся, продолжали стоять, угрожая падением.

Контрразведчик майор Рубцов, никогда не работавший по взрывам, скептически оглядел место катастрофы:

– Ни хрена мы тут не выясним. Все стерто, будто грейдером разровняли.

Гуляев пропустил его слова мимо ушей:

– Отработаем три версии. Первая – взрыв и пожар в силу естественных причин – гроза, шаровая молния…

– Погода в ту ночь была ясной.

– Может, и так, – согласился Гуляев, – нам потребуются официальные справки от ветродуев авиационного полка и гидрометеоцентра. Вторая версия – техническая неисправность, неосторожное обращение с огнем, сварочными работами, самовозгорание, наконец. И третья – диверсия…

– Возможен умышленный поджог, – предположил Рубцов. – Арсенал – почти магазин. А в торговле, как известно, спичка и огонь – лучшее средство скрывать недостачи.

– Леонид Кузьмич, вы правы. Однако поджог мы вынуждены будем рассматривать как диверсию. Арсенал – не керосиновая лавка. В статье об умышленном поджоге уголовный кодекс не связывает пожар со взрывом, эта связь прослежена в статье шестьдесят восьмой. И определяет состав преступления, относимого к диверсии.

Заместитель начальника отдела контрразведки майор Кононов слушал разговор, переминаясь с ноги на ногу. Он торопился уехать из гарнизона. Кононов приехал в Краснокаменск вместе с окружным прокурором, и водитель прокурорского «козлика» уже несколько раз сигналил, призывая майора.

– Ты особенно пуп не рви, Рубцов. – Кононов взглянул на карманные часы на золотой цепочке – майор придерживался моды и не скрывал этого. – Завершай эту бодягу в темпе. Раз, два, и закрывайте дело.

Рубцов не принял благодушного тона своего начальства. Человек обстоятельный, он не любил поверхностных расследований и поспешных решений. Рубцов прошел школу оперативной работы в Афганистане и знал, что даже мелкие ошибки контрразведчика оборачиваются крупными потерями для тех, чью безопасность он призван обеспечивать.

– Сделаем, – ответил он хмуро, не уточняя, с какой степенью обстоятельности поведет расследование.

– Все. – Кононов пожал руки офицерам. – Я поехал. – Он козырнул и заторопился к машине.

Подошли пиротехник и пожарный, которые включались в расследование на правах экспертов.

Пиротехник – подполковник запаса Федор Иванович Телицын – был высококвалифицированным артиллеристом. В свои пятьдесят Телицын выглядел удивительно подтянуто и спортивно. Загорелый, стройный, он мог дать фору некоторым кадровым капитанам и майорам, обремененным солидными животами и жировыми накоплениями на боках.

Гуляев испытывал уважение к офицерам, носившим артиллерийскую форму. Эта профессия требовала не только смелости, но и немалого интеллекта. Артиллерист – это математик, решающий тригонометрические задачи под огнем противника.

Пожарный эксперт – Александр Васильевич Сычев – невысокий, худенький, походил на своего тезку генералиссимуса Суворова. Он знал об этом и, похоже, старался усиливать сходство: носил седой хохолок на голове, двигался резко, порывисто.

Сычева порекомендовал начальник пожарной службы края – генерал Лосев.

– Александр Васильевич, – сказал он, – старый специалист. Лучше его вы не найдете, но учтите, в работе с ним нужна деликатность: постарайтесь не произносите слова «пожарник», только «пожарный».

– Странно, – Гуляев удивился, – какая разница?

– Александр Васильевич – потомственный борец с огнем. Его дед, отец, он сам сражались с этой стихией всю жизнь. Сычев – блюститель профессиональных традиций и русского языка. Говорит, что у Даля в словаре вообще нет слова «пожарник». «Пожарщик» – это погорелец. Пожарный – борец с огнем. Слово «пожарник», уважая московских пожарных, никогда не употреблял Гиляровский.