Прахов, сокращая путь, пошел по тропке через пустырь, вдоль оврага, поросшего кустами сирени. За одним из поворотов он увидел компанию мужиков. По неровному шагу, по обалделым глазам и неверным движениям Прахов понял – мужики «на газу».

Впереди двигался парень лет семнадцати в черной кожаной куртке, с красными блудливыми глазами. На голове красовалась бейсбольная кепочка с желтыми крупными буквами «USА». Приблизившись к Прахову, красноглазый расслабленным голосом протянул:

– Ты, хромой, ну-ка постой. Стольник есть? Выкладывай.

«Стольник» по тем временам был не сторублевой бумажкой, на которую и стакана сока не купишь, а являл собой стотысячник – банкноту с изображением храма недоступной народу культуры – Большого театра. Как для кого, а для Прахова с его казенной зарплатой, которую выплачивали с неизбежными задержками, да ещё с двумя детьми дома сто тысяч – сумма не столько солидная, сколько жизненно необходимая. Делиться ею он был не намерен.

Прахов остановился, перенес опору на здоровую ногу, поставил палочку в виде распорки. Сердце не екнуло, сознание не подало сигнала тревоги. Он был дома, на своей земле, в своем городе. Где-то там, на краю Кавказских гор, где каждый куст мог полыхнуть вспышкой выстрела, он бы держался по-другому. Но здесь-то чего бояться ему, спецназовцу, хотя и раненому и ещё не вполне оправившемуся после госпиталя?

Показать свой страх собакам и шпане – заведомо обречь себя на роль жертвы. Впрочем, Прахов шпаны вообще не боялся, считая, что та должна бояться его. И так было до определенного времени.

В мегаполисах, вроде Москвы или Питера, черная маска с прорезями для глаз надежно оберегает спецназовца от узнавания при случайных встречах с клиентами из преступного мира. В городах небольших и средних, где после трех-пяти лет проживания люди на улицах узнают друг друга в лицо, криминальный мир знает о своих противниках все, вплоть до того, где они живут и прописаны, какие у них семьи, номера автомобилей. Особое место в этой информации занимают сведения о финансовом положении работников правоохраны, о том, кто из них падок на сладкое, кого можно прикупить и за сколько. Каждому определена своя цена.

Прахов слыл среди приморской братвы «ломовым», не умевшим понимать собственной выгоды, следовательно, неподкупным. Крутые паханы, презиравшие ментов, которых прикармливали из собственных рук, Прахова боялись и втайне уважали. Смелость и твердость характера бойца всегда заставляют тренеров сожалеть, что мастер не в их команде.

Новое поколение блаты, взошедшее на дрожжах кокаина и экстази, мало задумывалось о последствиях своих поступков, верило в собственную неуязвимость, в чем их постоянно убеждали неквалифицированность следствия и либеральность судей. В то, что милиция и спецназ могут сами разобраться с ними, верилось мало.

– Слушай, малый, – Прахов говорил, не повышая голоса, – канай по холодку. Ать, два!

В следующий момент стальная проволока перехватила ему горло.

В глазах померкло.

Прахов был уже без сознания, когда заточка пробила сердце…

Зиновий, или по-домашнему Зяма, Бергман, вице-президент акционерного общества закрытого типа «Медиатор», прилетел в Шанхай утром и уже к обеду отправился на деловую встречу.

Зяма остановился в роскошном отеле «Шанхай-Хилтон» на Хуа Шан-роуд. Не спеша, с видом любопытствующего бездельника двинулся по Хуайхай вдоль череды магазинов и представительств торгово-промышленных фирм, свернул на Синань. Свидание с Чен Дусином, его торговым партнером, было назначено у парка на Фуксин-роуд неподалеку от мемориальной резиденции Сунь Ятсена.