Авраам Петрович с любовью посмотрел еще раз на бойкого мальчика и вышел, промолвив на прощанье:

– До свиданья, Саша, я жду тебя внизу…

– Хорошо, хорошо…

– Так теперь пойдете в гостиную? – спросил обрадованный Степан.

– Пойду, пойду…

– И не убежите?..

– Нет, теперь не убегу.

Мальчик так спешил одеваться, что старый дядька не успевал прислуживать.

– Тише, тише, ишь заторопился, видно, генерал-то вам задал добрую гонку…

– А вот и ошибся, он похвалил меня.

– Похвалил! Ну, кажись бы не за что… Новый кафтан разорвали, хорошо еще что по шву… Все перепачкали.

– Не за то он похвалил меня, а за мое ученье… за книги…

– За книги… – протянул дядька. – Будь по-вашему, а по-моему, так лучше уж платье пачкайте, а книги бросьте… Здоровей.

– Ты ничего не понимаешь.

– И понимать не хочу… Но вот вы и готовы…

– Так я иду…

– Смотрите же, проходите прямо в гостиную и хорошенько всем шаркайте ножкой.

– Хорошо, хорошо…

Подозрительный Степан, однако, не удовольствовался этим обещанием своего барчука, а по пятам проводил его до дверей гостиной, готовясь схватить его в охапку при малейшем поползновении к бегству. Молодой Суворов поборол, однако, свою робость и довольно храбро предстал перед гостями, раскланялся и даже отвечал умно и толково на заданные ему некоторыми из них вопросы.

После обеда большинство гостей отправилось отдыхать в отведенные им комнаты, иные ушли гулять, а Авраам Петрович удалился с хозяином в кабинет Василия Ивановича. Там уселись они в покойные кресла.

– Говорил я, дружище, с твоим сыном, видел, чем он и как занимается…

– Что же, успел разубедить его, сказать ему, что для него военная служба могила?

– Да я и не думал разубеждать его, не думал говорить ему, прости, старый друг, таких нелепостей…

Василий Иванович с удивлением вскинул на него глаза.

– То есть как нелепостей!

– Да так… Ребенок здоров, силен, вынослив… Дай бог, чтобы все дети пользовались таким цветущим здоровьем, как твой сын… Притом он умница… Меня, старого, в тупик поставил… Никогда не видал я такого необыкновенного ребенка… Тебя можно поздравить, Василий Иванович, у тебя редкий сын…

– Полно, дружище…

– Я тебе говорю не любезность, а правду… Правду буду говорить и дальше… Как отец, ты имеешь право распоряжаться судьбой твоего сына, но, как умный человек, ты же должен подчиняться его наклонностям… Как верный сын отечества и верный слуга царевый, ты обязан способствовать развитию необыкновенных способностей мальчика, хотя бы оно было противно твоим планам и желаниям… Твой сын будет великим полководцем.

– Далеко загадал, дружище.

– Я говорю это с полным убеждением… Я тебе говорю серьезно… Ты знаешь меня довольно… Я не буду шутить там, где идет дело о сыне моего старого друга. У тебя, повторяю, необыкновенный сын… На двенадцатом году он знает более, нежели многие из наших генералов… На нем почивает благословение твоего крестного отца – бессмертного Петра, которого Господь Бог сотворил нарочно для пересоздания России… В твоем сыне Александре так же открылся гений, как и в младенце Петре…

Слова эти сильно подействовали на Василия Ивановича, так же, как и Ганнибал, благоговевшего перед памятью своего царственного крестного отца. Он, видимо, был тронут, но молчал.

– Заклинаю тебя тенью великого Петра, – продолжал между тем Авраам Петрович, – подчинись судьбе и дозволь твоему сыну идти путем, видимо предназначенным ему Богом. Быть может, Всевышний назначил его, чтобы исполнить хоть часть замыслов нашего усопшего благодетеля – упрочить силу и благоденствие России новыми победами, новыми завоеваниями… Умоляю тебя, согласись…