Никогда не забуду я странного намерения твоего, Барклай де Толли, и никогда не прощу тебе отмену атаки на Рудню! За что терпел я от тебя упреки, Багратион, благодетель мой? Не я ли при первой мысли о нападении на Рудню настаивал на исполнении, не я ли требовал скорости оного? Я все средства употреблял удерживать между вами, яко главными начальниками, доброе согласие, боясь и малейшего между вами охлаждения. Скажу и то, что в сношениях ваших, в объяснениях одного с другим, чрез меня происходивших, я холодность, грубость Барклая де Толли представлял пред тебя во всех тех видах, какие могли тебе казаться приятными. Твои отзывы дерзкие и колкие передавал ему в выражениях самых обязательных. Ты часто говаривал мне, что не ожидал найти в Барклае столько хорошего, как нашел в нем. Не раз он мне повторял, что он не думал, чтобы можно было служить вместе с тобою с такою приятностью.
Благодаря доверенности обоих вас ко мне я долго бы удерживал вас в сем мнении, но причиною вражды между вами помощник твой граф Сен-При.
Ф. Вендармини. Портрет И.В. Васильчикова
Он с завистью смотрел на то, что я более его употреблен был и твоею пользовался дружбою. Начальство Барклая де Толли, звание его военного министра, мне, как чиновнику к нему близкому, давали над Сен-При некое первенство и занятиям моим большую наружность. Он пользу общую заставил молчать пред собственною. Хотел значить более нежели должно, более нежели мог, и тем хуже для тебя, что молодому сему и счастьем и двором избалованному человеку дал ты слишком много свободы!
Потеряв много времени, потеряв время бесценное, 1-я армия из Мощинки пошла тою же дорогой обратно к Рудне. Точного намерения не было ни искать неприятеля, чтобы с ним сразиться, ни дожидаться его прибытия, но довольно идти вперед, чтобы князь Багратион присоединился. Лишь армия прибыла к селению Гаврики, где стоял авангард генерал-адъютанта Васильчикова, войска 2-й армии были уже на втором от Смоленска марше и приближались, чтобы занять левое крыло позиции…
В сие самое время князь Багратион получил рапорт генерал-майора Неверовского, что 3 июля неприятель в больших силах весьма напал на него в Красном, где, упорно защищаясь, был он вытеснен, стремительно преследуем, потерпел знатный урон, потерял несколько пушек и отступает к Смоленску. Нерасторопный курьер был сутки в дороге, и неприятеля можно уже было полагать в движении на Смоленск. Во время чтения рапорта слышен был глухой звук выстрелов, и передовые посты известили о сильной канонаде.
Корпусу генерал-лейтенанта Раевского приказано тотчас идти поспешнее к генерал-майору Неверовскому в подкрепление. 2-я армия немедленно пошла к Смоленску, вслед за нею отправилась и 1-я армия. Атаману Платову велено, собрав партии, отойти к селению Приказ-Выдра и там расположиться… В Смоленске было величайшее смятение. Губернатор барон Аш уехал первый, не сделав ни о чем распоряжения, не дав никаких подчиненным наставлений. Все побежало! Исчезли власти, не стало порядка!
Возвращаясь от селения Гаврики, склонил я флигель-адъютанта полковника Кикина вступить в должность дежурного генерала, которую оставил он за болезнью, не принимал за упрямством. Особенная сродная ему наклонность к порядку, необыкновенная деятельность и знание нового порядка дел, при введении коего он находился и сам способствовал образованию дежурства армии, заставили меня искать его, а паче сближение его со мною, когда ни я не привлекателен, ни он не привязчив, давало мне подозрение, что он собственно для меня в том не откажет. Помню даже, что раз упрекал ему равнодушием к беспорядкам, нечувствительностью к общей пользе. Я ничем не тронул его; сыскал его дружбу, и он согласился!