– И где же тогда мне остановиться? – задал вопрос, который остро встал передо мной после таких новостей.

– Приглашаю вас погостить в моем доме, пока эта проблема не решится, – предложил Райд Серый Камень.

Генерал вернулся в карету и заявил:

– Планы поменялись, мы едем в гости.

– В гости? – удивилась я. – И к кому же?

– К оборотням.

Беляна ойкнула, закрыв лицо ладонями. А Анисья, испустив тоненький вздох, неожиданно повалилась в обморок. После минутного замешательства мы с Белкой бросились приводить ее в чувство, но пожилая женщина никак не желала приходить в себя. Не помогали ни ароматные соли, которые весьма кстати обнаружились у Белки, ни мои легкие пощечины.

Положение спас Хомка.

– Похоже, старушка-то наша окочурилась! Это что же, нам теперь ее прямо на дороге хоронить?

Анисья приоткрыла один глаз и прошипела:

– Я тебе окочурюсь! Ты сам у меня сейчас окочуришься, крысеныш полудохлый!

Встрепенувшись, Анисья приняла вертикальное положение и попыталась замахнуться на хомячка клюкой.

– Жива! Жива! – Белка радостно бросилась нянюшке на шею, одновременно спасая хомяка от расправы.

– Тю! Осторожнее, коза горная! Спина-а-а! – завопила няня.

Я переживала, что своей кутерьмой они напугают Сашку, но сынок лежал в люльке и таинственно улыбался, тихонько и как-то на удивление рассудительно «гыкая». За прошедшее время мой малыш подрос и изменился. Стал вполне себе осмысленным ребенком. Для меня – самым красивым и милым малышом в мире, естественно!

– Эй вы, тише! – шикнула я на них. – Генерал сейчас высадит вас за плохое поведение. Пешком пойдете. – Хомка, тебя это тоже касается.

– Да чо я-то? Я вам, вообще, бабулю оживил. Собой рисковал! Мне медаль за это положена. И орден! – возмутился хомячок.

– Хома, слово «окочурилась» – не самое удачное в данном контексте, – пояснила я.

– Усек! Анисья, ты на меня не серчай. Решил, что у тебя с переполоха такого молотилка не выдержала и встала, вот берега чуток и попутал. Кто ж знал, что ты просто под дохлую косишь? – «исправился» хомяк, больше играя на публику, чем чувствуя себя виноватым.

– Он сейчас что, меня косой обозвал? – зверея, уточнила Анисья.

Похоже, добрую половину сказанного хомяком-гопником она и не осознала даже.

Хомка почуял, что дело неладное, и бочком-бочком перебрался на прежнее место – позади Беляны и подальше от сердитой няни.

– Нянюшка, он просто разговаривать по-человечески выучен, да не приучен, – вмешалась я. – Но он старается по мере сил.

– Учусь! Вот те знак Эсклера! – Хомяк как заправский прихожанин в храме изобразил лапой знак бесконечности.

Нянюшка, ты лучше скажи, что именно тебя так сильно напугало у оборотней, что ты чувств решила лишиться?

Я ожидала какой угодно реакции вплоть до нового обморока, но Анисья неожиданно порозовела, словно девица на первом свидании.

– Так как же… Оборотни, они же… – Она покосилась на генерала. – У них же… Темперамент! – прошептала она, наклонившись к нам с Белкой ближе и многозначительно округлив глаза.

– Темперамент? – Я недоуменно приподняла брови, пытаясь сообразить, что именно нянюшка хочет этим сказать.

А сообразив, едва не прыснула! Сдержаться и не заржать в голос стоило мне серьезного усилия.

– Няня, мне кажется, что темперамента оборотней стоит опасаться только Беляне, – заметила я осторожно.

– А ведь наш генерал тоже в какой-то степени оборотень, но он совсем не страшный, – простодушно выпалила Белка. – Ой, а у него тоже темперамент? – спросила она полушепотом у Анисьи.

После короткой паузы и многозначительного взгляда нянюшки Белка ойкнула и закрыла лицо руками, осознав, что ляпнула лишнее. А я уставилась на Данте, ожидая реакции, но тот только улыбнулся и, пожав плечами, подтвердил: