За первые полгода Военное министерство увеличило численность войск в Европейской России на 167 тыс. чел., и она достигла (не считая Кавказа) 690 тыс. чел. при 1026 ор., из них в Варшавском, Виленском и Киевском округах – 342 тыс. при 410 ор.^>342 В августе численность войск в трех последних округах достигла 405 тыс., при 442 ор.^>343 Боеготовность войск была низкой – опасность в случае столкновения с бывшими противниками по Крымской войне потерпеть поражение была реальной. Не хватало резервов, материального обеспечения. Опасаясь столкнуться опять с ситуацией, в которой размещение заказов на оружие из заграницы станет невозможным, Военное министерство приняло решение о расширении собственной базы производства орудий – в 1863 году было решено, что существующей в Петербурге небольшой пушечной мастерской будет недостаточно для нужд армии – она была расширена до завода, еще один завод – в будущем знаменитый Обуховский – был заложен под Петербургом, и, кроме того, на Каме близ Перми были заложены сталепушечный и чугунопушечный заводы^>344.

Однако эти меры не могли обеспечить быстрый, краткосрочный эффект. Тем временем многие части уже формировались или планировались^>345. Тяжелым было и финансовое положение страны. После окончания Крымской войны русское правительство почти в два раза сократило военные расходы и с 1859 года стабилизировало их, не допуская резкого роста. В 1859 году они составили 106,692 млн руб., в 1860-м – 106,654 млн руб., в 1861-м – 115,965 млн руб., в 1862-м – 111,697 млн руб. Однако польское восстание заставило Александра II отказаться от этой политики. В 1863 году военные расходы достигли 115,577 млн руб., в 1864 году – 152,577 млн руб. (цифры даются без учета экстраординарных расходов). В 1863 году военные расходы составили 37,8 % всех государственных расходов империи, в 1864 году – 34,97 %^>346. Увеличение военных расходов вызвало резкое ухудшение финансового положения России: если в 1862 году дефицит государственного бюджета составил 34,85 млн рублей, то в 1863 году – 123 016 790 рублей (считая 79,442 млн рублей, потраченных сверх первоначальной росписи расходов на 1863 год, из которых 39 110 676 рублей было потрачено: 36 440 352 руб. – на нужды армии, 5 557 522 рублей – на нужды флота и 7 112 801 руб. – по другим ведомствам и министерствам)^>347.

Принять в такой обстановке сторону Герцена (сочувствовавшего восставшим) для офицера означало только одно: стать нарушителем присяги. Уйти в отпуск, когда призываются резервисты и страна готовится к отражению нападения на нее, – это было бы похоже на дезертирство. Отмечу, что пропаганда пораженческих настроений и в более поздний период была мало популярной в сфере кадровых офицеров.

У проблемы отношения к восстанию 1863 года есть еще один аспект. С точки зрения гражданской юриспруденции поляки были мятежниками, но в условиях военных правовых норм, регулировавших формы партизанской войны и методы борьбы с ней, больше всего раздражала партизанская тактика инсургентов, которая для офицеров почти граничила с бандитизмом. Не зря восстание 1830–1831 годов, которое было обычной войной полевых армий и осады крепостей, не вызвало такого ежедневного взаимного озлобления. Норма партизанской^>348 войны – беспощадность, отсутствие четкого деления на тыл и фронт, на комбатантов и некомбатантов, то есть война вне законов и традиций – еще не стала привычной для военных. Иначе говоря, борьба повстанцев приобрела формы, законность которых для современников-военных носила сомнительный характер. Неудивительно, что «войска были крайне озлоблены на мятежников за их бесчеловечные жестокости, которые они совершали над местными жителями и над попавшими в их руки русскими солдатами и офицерами», – вспоминал Д. А. Милютин