«Поляку, воспитанному в иезуитской школе, – вспоминал другой очевидец, – ничего не значило содрать кожу с живого человека, даже брата-поляка, вонзить кинжал в сердце мирного гражданина, отца семейства, или отравить его ядом. Ксендзу, служителю алтаря Господня, проповедующему с кафедры о человеколюбивом учении Христа, ничего не значило самому убить какую-нибудь беспомощную женщину в глазах ее детей, повесить беззащитного старца или отравить не внемлющего их богопротивному учению»^>271. С крестьянами такие люди не церемонились^>272. Террор, развязанный революционерами, и мягкость правительства вызвали колебания – крестьянство в Польше начало склоняться в сторону «настоящей», то есть сильной власти^>273. Были случаи, когда крестьяне и старосты умоляли русских офицеров не разговаривать с ними, «потому что их за это повесят»^>274.

Сами поляки не переставали писать о жестокостях со стороны русской армии. Вместе с восставшими волонтерами сражались вчерашние враги России по Крымской войне – французы, итальянцы, англичане, поданные Австрии. Парижский польский комитет постоянно планировал провокации с целью интернационализации конфликта. Одним из таких проектов стала посылка судов с оружием к берегам Балтики. На эти цели было собрано около 700 тыс. франков, и при организационной поддержке лондонского комитета был зафрахтован пароход «Уорд Джексон», на который было погружено 600 бочонков с порохом, три нарезных орудия, 1200 карабинов, 2000 сабель и 300 добровольцев^>275.

23 марта судно вышло из Лондона и через пять дней прибыло в Копенгаген. Здесь у «экспедиционеров» начались проблемы. Капитан парохода, узнав о цели экспедиции, оставил корабль, а вслед за ним последовала большая часть команды. Добровольцы с трудом перевели «Джексон» в Швецию, где поляков аплодисментами встретили жители Мальме, а затем на него был наложен секвестр. Шведские власти конфисковали оружие, а пароход позже вернули владельцу. Позже было предпринято еще две попытки подобного рода на Балтике, но все они заканчивались приблизительно так же^>276. Некоторые добровольцы добирались до Польши – в результате иногда в плен попадали итальянцы и французы в расшитых золотом куртках и бурнусах^>277 или в форме зуавов^>278.

Вслед за этим центр внимания мятежников был перенесен на Черное море. Польская эмиграция попыталась подготовить вторжение на юг России со стороны Румынии. Эта попытка была пресечена румынскими войсками 15–18 июля 1863 года. Князь Александр Куза симпатизировал повстанцам, но не мог позволить себе участия в этой авантюре. Сдавшиеся – 194 человек – были отпущены на свободу^>279. Затем настал черед Кавказа. В Константинополе активно старался установить связи с черкесами М. Чайковский (Садык-паша)^>280. Постепенно здесь возник план переброски на Кавказ пушек и винтовок в сопровождении с кадрами будущей армии горцев^>281. В Ньюкасле для перевозки оружия к берегам Кавказа была куплена шхуна «Чезапик». Общие расходы на операцию составили 125 тыс. франков, из которых поляки выдели 15 тыс., остальное было получено от сочувствующей планам общественности, прежде всего британской.

Летом 1863 года «Чезапик» достиг Константинополя, на борту имелось оружие и обмундирование на 150 человек и небольшой отряд из шести поляков, четырех турок, четырех черкесов и двух французских офицеров. Предполагалось, что этот отряд станет организационным ядром для создания специального легиона из поляков, захваченных в плен горцами, и русских дезертиров. Протесты русского посольства заставили турецкие таможенные власти обратить внимание на шхуну только в Трапезунде, где ее груз был перегружен на баркас, достигший в сентябре 1863 года небольшой бухты, контролируемой убыхами – одним из черкесских племен. Никакой поддержки у горцев провокация не получила, скорее наоборот, они были разочарованы малочисленностью отряда